Виктор Петелин - Фельдмаршал Румянцев

Нет, Румянцев не будет причастен к выселению ни знатных фамилий, ни желающих добровольно покинуть свое отечество. У него другие задачи, тем более он болен, его постоянно мучают болезненные припадки. Пусть другие, ну хотя бы и сам Алексей Михайлович, друг его милостивый, занимаются удалением тех людей, поведение которых их собратия находят подозрительными. За три года пребывания в этих княжествах он хорошо узнал некоторых знатных бояр. Ни за одного из них он не может поручиться. Каждый из них подобен Янусу, имеющему два лица и два сердца, и оба лукавые. Не раз им замечено, что для своих приватных корыстолюбивых видов здешние бояре могут пожертвовать даже родством, лишь бы только суметь извлечь свою пользу из этой гибели. А все потому, что Петербург не привлек их своей твердостью и надеждами окончательно освободиться от магометанского ига. Что ж им оставалось делать… И сейчас у него, фельдмаршала Румянцева, нет никакой уверенности, что после его похода за Дунай отношения с жителями княжеств улучшатся. Только сокрушительная победа над неверными способна повернуть к улучшению этих отношений. Но тринадцать тысяч русских не могут победить сто тысяч турок, засевших в крепостях и в малодоступных горах.

Как ни мрачно был настроен Румянцев в эти часы накануне решительных боев в Задунайской области, могучий и сладостный сон все-таки его одолел. И на следующий день он встал бодрый и стремительный, как всегда в минуты высокой ответственности…

Внимательное изучение местности показало Румянцеву, что Силистрия – твердый орешек, который не так просто разгрызть. Он приказал Потемкину выдвинуть свой корпус еще ближе к крепости и встать на левом фланге армии. Главный корпус продвинул вперед и раскинул лагерь на самом берегу. Отсюда взору Румянцева и собравшихся вокруг него генералов и адъютантов открылась прекрасная картина неприступной крепости, воздвигнутой самой природой. Величественный Дунай бесстрастно катил вниз свои воды, крутые горы возвышались над берегом, а у самой подошвы горы, на берегу Дуная, окруженная со всех сторон пропастями и впадинами, покрытыми густым зеленым лесом, раскинулась Силистрия.

– Вон там, ваше сиятельство, – сказал князь Долгоруков, – был лагерь Осман-паши.

Румянцев посмотрел в подзорную трубу в ту сторону, куда показывал князь. Покинутый ретраншемент, сноровисто и добротно сделанный турецкими солдатами, мастерами этого дела, пустынно манил к себе. Потом снова повернулся к Силистрии.

– Опасный город! Как удобно он расположился! Всюду высоты и впадины, всюду лес, где столько неприятельских войск может затаиться, – вслух размышлял Румянцев. – И снизу и сверху лес, ни по высотам, ни по впадинам нельзя послать своих людей без риска оставить их отрезанными.

– Вот прямо перед нами, ваше сиятельство, сильно укрепленный неприятельский редут, – показал Долгоруков в сторону редута, расположенного с южной стороны крепости.

– Да, это ключевая позиция всего укрепленного лагеря турок, – согласно кивнул Румянцев. – Не сломя сей преграды, нельзя к городу и подступиться. К тому же сильны и другие полевые сооружения, весьма удобно расположенные. По-пробуй-ка взойди на высотки эти и сбей турок оттуда. Тяжеленько придется.

– Кажется, ваше сиятельство, уже тяжеленько становится генералу Потемкину. Смотрите, правый его фланг атакует значительный отряд конницы, а левый – отряд пехоты.

Румянцев видел, как от корпуса Потемкина отделились с левого фланга казаки, а справа – кирасиры и гусары и двинулись навстречу туркам.

– Хорошо, что вовремя заметили атаку турок. В открытом бою они у нас еще ни разу не выиграли. Но на всякий случай пошлите, князь, – обратился Румянцев к дежурному генералу, – два кавалерийских полка к Потемкину. Кто их знает, сколько скрывается турок в лесу.

Появление двух кавалерийских полков сразу образумило горячие головы турецких начальников. Атака захлебнулась.

И снова Румянцев повернулся в сторону турецкого редута, откуда изредка раздавалась пушечная и ружейная стрельба.

– Турки называют этот редут Нагорным, ваше сиятельство.

– Да, редут нужно брать, если мы хотим штурмовать Силистрию, – словно про себя сказал Румянцев. – Пока стреляют, примечайте, где стоят их батареи. Туда и направить смельчаков для штурма, а перед этим поразить нашим пушечным огнем. Это хорошо, что они стреляют.

В свите фельдмаршала были и артиллеристы, и квартирмейстеры во главе со своими генералами, которые знали, что вскоре после этого Румянцев потребует от них высказать свои соображения перед составлением общей диспозиции.

– Думаю, что корпус Потемкина и овладеет этим редутом. Надобно ему только хорошенько изучить все подступы к редуту и точно распределить войска по направлениям. Ну, есть еще время подумать о диспозиции. Спешить не будем. Может быть, командующий крепостью сложит оружие без боя? Князь, от имени Ступишина напишите сераскир-паше, на каких условиях он может нам сию крепость сдать. Опишите, что корпусы его разбиты под Гуробалами, разбит также Осман-паша, что город его отрезан теперь ото всех, а войска, хотевшие оказать эту помощь, разбиты и прогнаны. Верховный же визирь озабочен лишь одним – спасти самого себя от позорного разгрома. Мы не хотим причинять городу лютые бедствия, так как знаем, что в нем есть жены и дети турецких воинов. Им мы обещаем безопасность и спокойствие… Ну что, господа, пора и за дело! Представьте свои соображения дежурному генералу князю Юрию Долгорукову. А уж мы потом подумаем над диспозицией и разошлем по корпусам.

Письмо генерал-поручика Ступишина было отправлено 15 июня с капитаном Зимбатовым, хорошо знавшим турецкий язык. В следующую ночь сераскир-паша с тем же капитаном прислал ответное письмо, в котором горделиво отказывался сдать крепость: «Силистрию, по приказу самого нашего Государя, я должен охранить, и потому я, оную на волю Всевышнего предав, покуда жить буду, ни одного из Силистрии камня выдать не намерен…»

А 16 июня сераскир-паша атаковал с многочисленным отрядом передовые пикеты Потемкина и выбил их с занимаемых позиций. Турецкими войсками были заполнены все окрестные сады. И Румянцев послал на помощь Потемкину Рижский и Рязанский кавалерийские полки.

После этой демонстрации силы Румянцеву стало ясно, что прежде всего необходимо взять штурмом Нагорный редут. И вся диспозиция будущего боя была составлена так, что Потемкин и Вейсман со своими корпусами и 1200 гренадер главного корпуса, согласно взаимодействуя между собой, ранним утром 18 июня начинают атаку Нагорного редута. Одновременно с этим отряд барона Игельстрома и часть корпуса генерала Ступишина проходят по береговой дороге, обходят крепость и «делают неприятелю разными демонстрациями заботу, чтоб он на подкрепление или усиление атакованным на горе не мог вспомоществовать». В это же время запорожцы на своих судах должны войти в залив, поставить батареи на берегу Дуная и открыть пушечную пальбу по крепости. А потом искать возможные способы ворваться в укрепления неприятеля. Если поиск на редут окажется удачливым, то продолжать атаку на городовой ретраншемент и действовать по обстоятельствам, вплоть до захвата самого города.