Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

Комиссия М.Ф. Шкирятова выдвинула требование возвратить колхозникам незаконно конфискованные дома, скот, домашние вещи – это верхняя одежда, пальто, шубы, обувь, платки, шали, мебель и прочее. Для выполнения этого указания была создана правительственная комиссия вначале под моим председательством, а затем под председательством предрика Т.А. Логачева. Комиссия работала долго. Нужно было рассмотреть более четырех тысяч дел.

Самое деятельное участие в этой сложной работе принимал М.А. Шолохов. К нему десятками и сотнями поступали заявления, жалобы и просьбы. Он их пачками приносил в райком и райисполком. Скот, коров, овец, свиней, птицу приходилось брать с ферм колхозов, а одежду, какая не находилась, пришлось оплачивать деньгами.

Комиссия возвратила несколько тысяч голов скота, выдала несколько миллионов рублей за вещи, которые были изъяты и не оказались в наличии.

Но не были по заслугам наказаны основные виновники этих перегибов – Овчинников, Шарапов, Кузнецов – и их вышестоящие вдохновители. Они остались на местах и продолжали тормозить развитие колхозов района. Руководители края остались недовольны тем, что по инициативе Шолохова в дела Вешенского района вмешался ЦК партии, что ЦКК на уровне своего представителя М.Ф. Шкирятова навела у нас порядок. Помимо воли крайкома и крайисполкома Центральный Комитет снял руководство района, помимо их желания отозвал меня из Кавказской и направил в Вешенскую. На мне руководители края срывали зло, всячески третировали меня. Посылали работников под видом укрепления района, на самом же деле давали задание всячески компрометировать меня. Такую же ориентацию получили и начальники политотделов, работники аппарата НКВД. Недостойную позицию они занимали и по отношению к Шолохову, невзлюбив писателя за его телеграмму в «Правду» и за письма в ЦК партии, за его открытые выступления против крайкома. Но Шолохов был орешек не по их зубам, а мне влетело – и в хвост, и в гриву…

Для исправления положения дел в районе сделано было много, но оставалось такое, что в памяти сглаживается медленно. Это люди, погибшие от голода, погибшие в пути, когда арестованных гнали пешком из Вешенской в Миллерово за 165 километров. Осужденные, выселенные из домов, исключенные из колхозов с изъятием имущества, их родственники, знакомые – у всех остался осадок от столь чудовищных перегибов и явно вредительских действий высоких представителей власти. Секретарь райкома партии Кузнецов остался ненаказанным. Если Кузнецов, Яковлев, Скрыпов и другие не были врагами, то они были шкурники, трусы, боялись, что их прогонят, и своей трусостью, угодничеством сделали черное дело. На заживление этих ран потребовалось много времени. И без того подогретые антисоветской агитацией кулаков и их пособников подкулачников, колеблющиеся колхозники считали, что Советская власть мстит им за участие в восстании 1919 года и подавлении революционного движения рабочих в царское время. На самом же деле это не была политика партии. Это были перегибы. Отъявленные мерзавцы своими злодеяниями дискредитировали новую жизнь. В 1933–1934 годах колхозники плохо работали, не проявляли активности, были подавлены столь чудовищным произволом и дикостью 6.

В 1934 году Шолохов подарил мне авторский экземпляр своей книги «Поднятая целина» и сделал на ней следующую надпись: «Дорогому другу, принимавшему товарищеское участие в создании этой книги».

Ранней осенью 1933 года, когда еще по-летнему было тепло, в клубе станицы Вешенской собралось много народу. Заседала комиссия по чистке партии. Чистку должен был пройти и член партии большевиков Михаил Александрович Шолохов. Неожиданно в клубе произошло оживление: прошел слух, что к станице Вешенской подъезжает Шеболдаев. Слух оказался правильным, на чистку Шолохова прибыл секретарь Северо-Кавказского крайкома партии. Райкому не было известно о приезде Шеболдаева, хотя мне полагалось знать об этом. Шеболдаев с группой работников края прошел на сцену, где были члены комиссии по чистке 7.

Шолохов находился в зале собрания. Когда подошла его очередь, он вышел на сцену и кратко рассказал автобиографию. Шеболдаев спросил у меня, почему Шолохов член партии с 1932 года, ведь он недавно был кандидатом партии, а прием в партию в связи с чисткой был закрыт. Я объяснил, как было дело. Он ничего не сказал. Его молчание я никак не мог объяснить – то ли он одобряет наши действия, то ли порицает их. Затем Шеболдаев спросил у председателя комиссии, когда очередь проходить чистку Луговому. Тот ответил, что Лугового в списках нет, что он, видимо, беспартийный. Но я, слышавший этот ответ, сказал Шеболдаеву, что чистку я прошел в Кавказской, и показал отметку, наклеенную марку о прохождении чистки партии. Шолохову комиссия вопросов не задавала, поскольку в зале сразу же зашумели, что «знаем Шолохова, он наш земляк, на наших глазах вырос». Комиссия записала решение: «Считать проверенным».

Летом тридцать пятого года Шеболдаев приезжал в Вешенскую вторично, два дня мы ездили с ним по колхозам, затем я проводил его до границы Боковского района. На этот раз с нами были Шолохов и Лунин. На лужайке Шеболдаев остановился отдохнуть и завел со мной разговор о моей брошюре «Вывести район из отстающих в передовые». Он требовал, чтобы я отказался от этой брошюры. Никаких доводов при этом он не предъявлял, заявив, что она неудачна, неправильно рисует колхозников. Но Шолохов поддержал меня и эту брошюру, хотя, когда я писал ее, с ним ничего не согласовывал.

Первоначально план «Поднятой целины» исчерпывался первой книгой романа. В первом издании «Поднятой целины» на последней странице стояло слово «конец». В дальнейших изданиях было напечатано: «Конец первой книги». Шолохов решил продолжать работу над романом. Его особенно донимали женщины, они упрекали Шолохова в том, что он мало уделил внимания своим героиням, что Лушка их не устраивает. Особенно на него налегали свояченицы – Анна Петровна, Полина Петровна, Лидия Петровна, – разделяла мнение своих сестер и сама Мария Петровна.

Делясь иногда замыслом второй книги, Шолохов говорил мне, что он хочет продлить ее до 1932–1933 годов и дальше, показать развитие колхоза, написать о зажиточной жизни колхозников. Но тут путь преградили известные перегибы. Несмотря на это, он писал отдельные страницы и о саботаже, но в его планы вмешалась война.

Остановлюсь на некоторых моментах общения с Шолоховым.

Весной при разливе Дона вода в нем становится мутной, грязной, негодной для питья. Колодцев в станице Вешенской почти нет, потому что она стоит на песчаном грунте, песок уходит вглубь на 25–30 метров, колодцы рыть трудно, и по воду люди ходили на Дон. В четырех километрах от Вешенской, в Отроге, бьет мощный родник. Этот родник образует большой ручей, небольшую речушку. Там стояла водяная мельница. Во время половодья некоторые жители привозили себе воду для бытовых нужд из Отрога, из этого родника. Вода очень хорошая, чистая, светлая, приятная на вкус, по удельному весу она очень легкая – легче донской. Возил себе воду из родника и Шолохов. Остальные жители пили, как в старину, из Дона. Речная вода нередко бывала причиной желудочно-кишечных заболеваний.