Дмитрий Жуков - Русские писатели XVII века

Сопровождали Аввакума красноярский дворянин Милослав Кольцов и пять человек казачьей стражи. Шли сперва вниз по течению Иртыша до Самарова, ныне Ханты-Мансийска, где благополучно соседствовали рядом деревянная церковь святителя Николы и «нагая баба», главный идол остяков. Потом двинулись вверх по Оби — где на веслах, а где и бечевой. Проехали важный пост Сургут — самые нефтяные ныне места. За Нарымом свернули в Кеть и поднялись до Маковского острога. Там ждали снега, чтобы на санях перебраться к Енисейску. А уж от Енисейска водный путь был через Байкал до самого Тихого океана.

Вот уже показались вдали две церкви енисейские, потом острог, избы. На берегу широкого Енисея сотни дощенников и казаки, казаки, конные и пешие…

В тот день свела судьба Аввакума с воеводой Афанасием Филипповичем Пашковым. Недобрая судьба.

Что Пашков человек был незаурядный, в том нет сомненья. Военная косточка, он привык повиноваться, но и от подчиненных не терпел никакого прекословия. Смелый и волевой, он представляется крепким, матерым, способным своим зычным голосом перекричать целую ватагу, а в случае неповиновения или бунта уложить на месте зачинщиков своей саблей.

XVII веку волевых людей не занимать. Но в деятельности того же Никона, Неронова, Аввакума преобладало духовное начало.

Пашков — человек действия в чистом виде. Именно такие могли смирять казачью вольницу и добывать с нею славу и земли русскому царю. Убийство — его профессия, привычное средство достижения цели. В жестокости его нет садизма; есть одно лишь равнодушие к чужой жизни, убеждение, что нет иных законов, кроме волчьих.

Еще в 1650 году якутский воевода Димитрий Францбеков доносил, что «Даурская земля Лены прибыльнее, и против всей Сибири будет… место всем украшено и изобильно».

В 1652 году Пашкову было приказано подготовить двести дощенников для большой экспедиции князя Лобанова-Ростовского в Даурскую землю. Не менее трех тысяч людей и много грузов могла поднять эта речная флотилия.

Энергичный воевода впряг в работу весь Енисейск, изыскал средства, лес, работников и сделал даже сверх того, что было приказано. Он разведал пути в Китай, куда проследовало русское посольство Федора Байкова, потерпевшее неудачу. Пекин лишь недавно захватили маньчжуры и положили начало Циньской династии, правившей Китаем до 1912 года. Еще не весь Китай покорился маньчжурам, но они уже совершали набеги на Приамурье, угоняли в неволю тамошних жителей.

Пашков послал на разведку в Даурию отряд Петра Бекетова. Тому пришлось несладко, но он поставил первые укрепления, а главное, привез «чертежи» рек Хилла, Ингоды, Шилки, разведал более короткий путь в Даурию. Пашков писал в Москву, что для для упрочения русского владычества на Амуре, где геройствовал Ерофей Хабаров, необходимо утвердиться на берегах Шилки.

В 1653 году Хабаров уехал в Москву, а «приказным человеком великой реки Амура новой Даурской земли» оставлен был Онуфрий Степанов, успешно сражавшийся с многотысячным войском богдыхана.

Однако из-за военных действий на западе России большая экспедиция в Даурию не состоялась. Незадолго до приезда Аввакума в Енисейск туда же прибыл новый енисейский воевода Иван Акинфов, который привез Пашкову царский указ самому ехать воеводой в Даурскую землю и привести под государеву руку тамошних князей, собирать ясак, проведывать про серебряную руду, медь и олово, а также — есть ли по Шилке-реке (тогда так называли и Амур) и по иным рекам пашенные места? Уже не в разведывательный набег приказывали идти Афанасию Пашкову с его сыном Еремеем, а создать новую Приамурскую область, которая бы управлялась царскими чиновниками и подчинялась непосредственно Сибирскому приказу в Москве.

Вчера Пашков был всего лишь городовым воеводой, а сегодня стал самовластным правителем громадной территории, равной едва ли не половине Европы. Честь была великая, но и труды предстояли великие, чтобы на деле осуществились честолюбивые планы Пашкова, подкрепленные московским указом.

По указу ему надо было набрать триста человек казаков, что он и сделал. В Тобольске прибрано шестьдесят человек, в Тюмени — пятьдесят, остальные — в Таре, Верхотурье, Березове, Сургуте, Пелыме, Туринске, Красноярске… К тремстам Пашков присоединил в Енисейске человек сто двадцать — на его заставах задерживали людей, бежавших на вольный Амур от кары за участие в якутском и других бунтах. Аввакум считает в отряде шестьсот человек. Видно, Пашков прибирал людей еще и по пути.

Когда эта вольница стала прибывать в Енисейск, город стоном застонал от ее буйства. У Пашкова с Иваном Акинфовым начались нелады, посыпались взаимные обвинения и доносы. «Великий озорник», как называл Пашкова архиепископ Симеон, понуждал стариц енисейского девичьего Рождественского монастыря подписывать донос на нового воеводу не читая. А когда старица Прасковья потребовала прочесть бумагу, он велел взять ее из монастыря, «бил ее по щекам своими руками и пытал ее у себя на дворе». Тогда же он «зазвал попа Якова на судно и бил его на смерть своими руками, и он, поп Яков, от его Афонасьевых побой лежал недель с шесть при смерти — едва ожил».

Аввакум с ужасом наблюдал за хозяйничаньем Пашкова в Енисейске. И не только наблюдал. По природе своей Аввакум не мог стоять в стороне — он пытался воздействовать на воеводу словом («много уговаривал»). Так начался неравный поединок ссыльного протопопа с могучим воеводой; он продолжался много лет, и ни одна сторона не хотела уступить другой… Сперва Пашков, занятый своими делами, с презреньем отмахнулся от Аввакума, умствования которого казались ему полнейшей бессмыслицей.

Надо же было случиться такому — Аввакум «и сам в руки попал» мучителю людей. В будущей главной резиденции Пашкова велено было устроить церковь с двумя приделами «во имя Алексея митрополита да Алексея человека божия» (Алексеями звали и царя с наследником) и еще две церкви. Пришел указ ехать протопопу Аввакуму не на Лену, а с Пашковым. В полку воеводы до этого был всего один черный поп. В грамоте Никон приказал «смирять» Аввакума, что и Пашков и протопоп расценили как «мучить». Положение Аввакума было двусмысленным: с одной стороны, он вроде бы становился полковым попом, а с другой — не снятое запрещение служить лишало его всякого авторитета в глазах Пашкова.

К 18 июля 1656 года на сорок дощенников погрузили пятьдесят пудов пороху, сто пудов свинца, сто ведер вина, восемьдесят четвертей ржаной муки енисейской пахоты, десять четвертей крупы и столько же толокна, топоры и другие припасы. После молебна буйное войско Пашкова расселось по судам и тронулось в путь — сперва по Енисею, а потом вверх, против стремительного течения Ангары.