Василий Митрофанов - С крылатыми героями Балтики

Запомнилось летчику 11-го полка Павлу Васильевичу Камышникову 12 августа сорок второго года. В тот день эскадрилья И-16, в которой он служил, перелетела из Новой Ладоги в Гражданку и стала третьей эскадрильей нашего 21-го авиаполка. Прибыв в Гражданку, вспоминает П. В. Камышников, летчики эскадрилья отправились на сопровождение штурмовиков Ил-2 для подавления одной из батарей, обстреливавших Ленинград. В шестерку И-16, летавшую на это задание, входили Теплинский, Емельяненко, Ломакин, Камышников, Ковалев, Цыганков. Полет оказался удачным. Огневую точку заставили замолчать, а в воздушном бою с восьмеркой "фиатов" сбили два вражеских самолета и без потерь, правда со множеством пробоин в плоскостях, И-16 вернулись в Гражданку. Это был первый воздушный бой молодого тогда, только что окончившего училище летчика Камышникова и потому остался для него незабываемым.

Так начался боевой путь нашей новой 3-й эскадрильи. В нее перешла некоторая часть технического состава, высвободившаяся в результате переформирования "яков".

1-я и 2-я эскадрильи получили приказ вернуться в Приютино. Перед тем как покинуть Борки, я навестил в госпитале И. П. Парова. Со мною были и его закадычные друзья Ю. В. Храмов и Т. Т. Савичев.

У Парова все шло хорошо. Настроен он был бодро. Зрение - стопроцентное. Ожоги лица и рук почти зажили. Через недельку-полторы предполагалась выписка. Прогуливаясь в саду госпиталя, мы много шутили. Как всегда, заразительно смеялся Тимофей Тимофеевич Савичев, разыгрывая нелепую историю с Иваном Паровым. Расстались в надежде встретиться в Приютине.

К сожалению, видеть И. П. Парова мне больше не довелось. Его назначили комиссаром отдельной эскадрильи. Выписавшись из госпиталя, он улетел в Новую Ладогу. Меньше чем через год, в мае сорок третьего, мы получили горестное известие: Иван Петрович Паров не вернулся с боевого задания. Его могилой стало Ладожское озеро.

Снова Приютино

Удары по врагу крепнут. - Не вернулся Павел Ильич Павлов. - Летчики перед боевым вылетом. - Майор Горбачев

В начале июля 1942 года фашисты захватили Крым. Получив возможность использовать высвободившиеся в Крыму войска в других местах, противник снова вернулся к сумасбродной идее захвата Ленинграда штурмом, стремясь во что бы то ни стало взять реванш за провал варварского плана удушения колыбели Октября блокадой. Именно с этой целью 11-я армия Манштейна после Крыма оказалась под Ленинградом.

Для участия в боях Ленинградского и Волховского фронтов в районе Синявина, приведших к разгрому полчищ врага и срыву очередной попытки фашистов овладеть Ленинградом, мы и вернулись в Приютино - ближе к полю боя почти вчетверо. Это было, видимо, немаловажно для истребителей Як-1 с их довольно ограниченным запасом горючего.

31 августа. Полеты и полеты. Один за другим. Только что взлетела шестерка истребителей во главе со Слепенковым для сопровождения бомбардировщиков Пе-2, поднявшихся с соседнего аэродрома Гражданка. Им предстояло нанести удар по железнодорожной станции Волосово и уничтожить эшелоны врага с боеприпасами, горючим и боевой техникой.

В момент взлета истребителей я стоял у санитарной машины с включенным мотором, испытывая своеобразное чувство: уже давно знакомое, но каждый раз новое и непривычное. В нем заключалось нечто большее, чем просто чувство долга и ответственности. Это было искреннее чувство человеческой тревоги за близких людей, ставших по-настоящему родными. Их судьба задевала самые тонкие струны души. Ведь никогда наперед не знаешь, все ли вернутся. Кто не вернется? Кто и в какой помощи будет нуждаться? Придется ли оказывать ее на своем аэродроме, или летчика надо будет искать? И скоро ли найдешь, успеешь ли помочь? Это были каждодневные вопросы. Они не имели готовых ответов. Они заставляли снова и снова перед вылетом пристально всматриваться в хорошо знакомые черты боевых друзей-летчиков. И вовсе не для того, чтобы зафиксировать в памяти последнее перед вылетом слово летчика, его характерную улыбку, исполнить какую-то просьбу, становившуюся иногда последней для тебя в их жизни и потому особо трогательной. Но для того, чтобы еще и еще раз оценить самочувствие летчика. Чтобы не прозевать того из них, кто сам не скажет, но кого следовало бы, пока не поздно, придержать по состоянию здоровья. Как не может инженер пустить в воздух неисправный самолет, так и врач должен быть убежден в непогрешимости здоровья летчика. Врачу порой бывало гораздо труднее, чем инженеру. С машиной поступай как хочешь. Она вся в руках специалиста. А летчик? Это - личность с высоким интеллектом, сознанием долга, горячим сердцем. Попробуй иногда такого удержать. Твоя попытка немедленно может быть отвергнута самим же летчиком объектом твоего внимания и забот.

В таких случаях, надо сказать, выручала служба, дисциплина, доверительное отношение летчиков к своему врачу. От меня как врача авиаполка в необходимых случаях требовалось своевременно воспользоваться властью командира, чтобы правильно реализовать свое врачебное заключение. Но, прежде чем прийти к. нужному заключению, я должен был знать своих летчиков. А чтобы их знать, надлежало быть очень внимательным в повседневном с ними общении. И не только на старте, непосредственно перед вылетом и после его завершения, а и, как говорится, на дальних подступах к боевому вылету: в часы, свободные от полетов, на досуге, в столовой, на занятиях, при разборе полетов, периодических медицинских осмотрах и т. д. Во всем этом многообразии форм общения и возможностей наблюдать своих подопечных заключался большой смысл, понятный летчикам. Они умели ценить ревностное отношение врача к их здоровью, понимали, что доктору авиаполка такая бдительность необходима так же, как и летчику в боевом полете, чтобы избежать оплошности...

...Но вот мы услышали знакомый гул возвращавшихся с задания самолетов. Они уже над аэродромом. Их легко пересчитать. Вернулись все! Тревожного чувства как не бывало. И не только вернулись, но и с победами в воздушном бою.

У цели наши летчики заметили Ю-86 в сопровождении шести Ме-109. Вероятно, "юнкерс" имел особо важное задание, раз шел в таком солидном охранении. Но оно его не спасло. Чтобы вражеские истребители не могли помешать нашим бомбардировщикам действовать по намеченному плану, Слепенков, быстро оценив обстановку, дал сигнал: "Иду в атаку!" - и бросился на Ю-86. С дистанции 50 70 метров одной очередью из пушки и пулеметов сбил фашиста. Стремительность атаки привела в замешательство "мессершмиттов". Они, даже не пытаясь противодействовать, намеревались уйти. Но наши "яки" навязали им бой. В результате Слепенков снайперской стрельбой уничтожил еще один самолет врага Ме-109. На два стервятника он израсходовал только половину боезапаса!