Борис Поршнев - Мелье

Следует огромный комментарий.

Религия поклонников Христа, признавая, что их вера слепа, одновременно ссылается на якобы надежные и убедительные свидетельства в пользу того, что она изошла от бога. Хоть доказывать то, что, по определению, должно быть слепо принято без доказательств, противоречиво, приходится рассмотреть эти мнимые свидетельства: особую чистоту и святость христианства; самоотверженность и святость первых распространителей христианства; древние предсказания о будущем появлении христианства; множество чудес, совершенных пророками, Христом, апостолами и святыми. Но нет ни одной религии, показывает Мелье, которая не выдвигала этих четырех пунктов в свою пользу.

Особенно велик развертываемый Мелье свиток всяческих чудес. Чудеса христианской религии при сравнительном рассмотрении оказываются не надежнее того, что называют лжечудесами; впрочем, в самих евангелиях содержится предупреждение о том, что явятся лжепророки, которые будут творить знамения и чудеса: тут уж сами поклонники Христа признают, что чудеса вовсе не являются доказательными свидетельствами истинной веры.

К тому же почему бы считать, что описанные в Ветхом и Новом завете чудеса в самом деле происходили? Оказывается, свидетельством чудес в пользу христианства надо доверять лишь потому, что предлагается слепо верить этим книгам. Но Мелье, опираясь, очевидно, на исследователя евангелий Фрере и других предшественников, развертывает блестящую для своего времени историческую критику евангелий — авторства, подлинности, мнимой неизменности на протяжении веков, роли переписчиков и редакторов. Мелье подчеркивает, как много других сходных сочинений было некогда по случайным причинам отброшено. У включенных в христианский канон нет никакой иной достоверности, кроме того, что религия же и поддерживает их и обязывает безусловно им верить.

В библии Мелье усматривает множество таких же сказок и басен, какие в изобилии можно найти во всяких мифах. Одни басни Эзопа, по его мнению, более остроумны и назидательны, чем басни евангелий.

Еще раз бросаясь на штурм евангелий, Мелье составил изумительный каталог противоречий между ними. Это целый трактат. Последующие критики христианства без устали использовали этот подобранный им ассортимент противоречий.

Вывод гласил: эти книги не только не носят на себе никакой печати божества, но и не отмечены также печатью особенной человеческой мудрости.

В связи с тем же вопросом о чудесах Мелье дает следующее дополнительное рассуждение: если существует бог, то он творец в равной мере всех людей и всех народов. А между тем сообщаемые в библии знамения и чудеса говорят о необъяснимом отвержении им большинства народов.

Что касается самих чудес, то не странно ли, что бог проявлял через них свое всемогущество предпочтительно в мелочах? Он пекся о благе людей не в главном, не в высшем, а в случайном. Еще ироничнее повествует Мелье о чудесных деяниях, описываемых в житиях святых. Он касается и чудотворных предметов, и мощей, и тысячи невероятностей, наполняющих христианское предание.

И вдруг неожиданное историко-филологическое открытие. Да ведь если проследить генезис стиля, перед нами уходящий в языческую древность литературный прием: «эти мнимые чудеса сочинены лишь в подражание басням и фантазиям языческих поэтов». Мелье снова мобилизует бездну своих знаний. И непорочному зачатию и множеству других христианских чудес он подыскивает ошеломляющие читателя параллели из античной мифологии.

И еще одно дополнение большой логической силы. Формально оно обслуживает все ту же тему о чудесах, фактически куда шире ее. Мелье вдруг вырывает из всего нагромождения несуразиц христианства как-то ослепительно бросившееся ему в глаза основное противоречие этой веры. Христос по избытку любви своей и беспредельной благости к людям пожелал стать человеком, чтобы полностью примирить их с богом, отцом своим. Цель отца и сына состояла в том, чтобы освободить мир от греха, чтобы спасти всех людей, погубивших себя в пороках и грехе. Между тем, говорит Мелье, ведь не видно никакого результата, никакого реального проявления этого провозглашенного искупления людей. Не видно никакого признака, что грех снят с мира. Наоборот, по всему видно, что грех скорее даже умножился. Все хуже и хуже живет христианский мир. Все больше людей идет по пути в ад, чем по пути в рай, если бы, конечно, на самом деле были ад и рай. С великолепной логикой Мелье показывает несуразность всех малых чудес, приписываемых Христу, рядом с этим великим его бессилием.

Но все это лишь вспомогательные части второго доказательства. Ни чудеса, ни что-либо иное не может служить свидетельством божественности христианства, как и любой веры. Это, полагает Мелье, доказано с достаточной и несомненной ясностью.

Прекрасное, геометрически стройное здание поднимается выше.

Третье доказательство — опровержение и разоблачение всех тех видов прямого контакта верующих с божеством, о которых рассказывается в Ветхом завете.

Мелье находит четыре категории этих прямых сношений. Явления человеку самого бога или его голоса. Союз бога с избранным народом, выражающийся в обряде обрезания. Жертвоприношения. Обещания, которые бог надавал библейским патриархам.

Безжалостно обнажив, насколько все это противоречит основным свойствам, приписываемым богу, Мелье подробнее останавливается на жертвоприношениях. Это очень древние варварские обычаи, полагает он. Мелье говорит не только о принесении в жертву богам животных Известны ему и человеческие жертвоприношения на древнем Востоке, а в недавнем прошлом у жителей Перу и Мексики. Отсюда — один шаг до предания об Аврааме, приносящем сына в жертву, а далее — и до безумного обряда христопоклонников, «полагающих, что они доставляют высшую честь и высшее удовольствие своему богу-отцу, каждодневно предлагая и принося ему в жертву не более и не менее как его собственного божественного сына в память его смерти на кресте».

Все это остро разоблачительное третье доказательство заключается перечнем обещаний, данных лично богом патриархам Аврааму, Исааку и Иакову, которые так и остались никогда не выполненными.

Четвертое доказательство посвящено обширнейшему опровержению особого качества, приписываемого пророкам, «божьим человекам»: качества предвидения, иначе говоря, прозрения, предвосхищения будущего, качества предсказания. Оно как бы отражает вневременную природу бога. Мелье находит, что многое в этой области можно объяснить психологией людей. В этом он следует за Монтенем. Он не боится предположить, что в большинстве своем пророки и «божьи человеки» — больные, психопаты. Он рисует их как людей, подверженных галлюцинациям, говоривших в аффекте. Ну, а другие — это обманщики, прикидывавшиеся пророками.