Руслан Скрынников - Василий III. Иван Грозный

Члены семьи Куракиных, управлявшие Казанским краем, были в глазах Грозного неблагонадежными лицами и потому подверглись опале в первую очередь. Главный казанский воевода боярин князь Иван Куракин был схвачен сразу же после учреждения опричнины и насильственно пострижен в монахи. Его родной брат боярин Петр Куракин был снят с поста главного воеводы Смоленска и отправлен на воеводство в Казань вместе с братом Григорием Куракиным.

1 мая 1566 г. царь объявил о прощении опальных, но Куракиным было отказано в праве вернуться в Москву: «В Казани осталися воеводы годовать, и поместья у них не взяты казанские». Князей Петра и Григория Куракиных продержали на окраине 10 лет, после чего князь Петр Куракин был вызван в Москву и казнен. Итак, вопреки всем сомнениям Грозный передал управление Казанским краем в руки опальных, которые сами должны были заниматься распределением казанских поместий.

Главные воеводы Казанского края — опальные бояре князья Петр Куракин и Андрей Катырев-Ростовский — при поместном «окладе» в 1000 четвертей пашни смогли получить не более 120–130 четвертей пашни и перелога (заброшенной пашни). Прочие княжата должны были довольствоваться еще меньшими поместьями. Некоторые дворяне были «испомещены всем родом». 12 князей Гагариных получили одно крохотное поместье на всех.

Архивные писцовые книги позволяют установить достоверные и полные списки казанских ссыльных. Но они не помогают ответить на более важный и никем не исследованный вопрос: что стало с земельным имуществом опальных? Источники дают основание заключить, что ссыльные дворяне получали казанские поместья взамен старых земельных владений, а не в дополнение к ним. Авторы официальной летописи определенно указывали на то, что ссылка дворян в Казанский край сопровождалась конфискацией их имущества. «А дворяне и дети боярские, — писал летописец, — которые дошли до государские опалы, и на тех (царь) опалу свою клал и животы их имал на себя».

Вновь найденные документы дают надежный ключ к решению загадки опричнины. Два учреждения играли исключительную роль в системе управления Русским государством: аристократическая Боярская дума и Государев двор. Двор был подобен пирамиде, на вершине которой стояли члены думы, ниже — «служилые» (удельные) князья и титулованная знать, занесенная в княжеские списки, наконец, нетитулованное старомосковское боярство. Кроме князя Владимира Старицкого, все прочие «служилые» князья были потомками недавних выходцев из Литвы и других стран. Число их было совсем невелико, и среди русской коренной знати они оставались чужаками.

Несравненно большим политическим весом обладали потомки местных княжеских династий Владимиро-Суздальской земли, исчислявшиеся несколькими сотнями лиц. Нижегородское, Ростовское, Ярославское, Стародубское княжества попали в орбиту московского влияния едва ли не со времен Дмитрия Донского. Их присоединение обошлось без кровавой борьбы, а потому местная княжеская знать избежала катастрофы, постигшей новгородскую боярскую знать. Она сохранила в своих руках значительную часть родовых земельных богатств.

Служба княжат определялась их землевладением. «Служилые» князья занимали высшие ступени иерархии, потому что владели великими удельными вотчинами. По тому же принципу формировались суздальские и оболенские княжеские списки. Особой привилегией службы при дворе по княжеским спискам пользовались исключительно или преимущественно те дворяне, которые сохранили родовые вотчины на территории некогда принадлежавших им великих и удельных княжеств. Князья, растерявшие родовые владения, переходили на службу в те уезды, где располагались их поместья и другие владения. Дворовые списки 1552–1562 гг. дают наглядное представление о том, какую долю родовых вотчин сохранила на пороге опричнины коренная русская титулованная знать. Ниже приведены данные о числе лиц, служивших по княжеским спискам (в скобках для сравнения приведены сведения о количестве дворян из тех же княжеских семей, служивших по уездам): Суздальские князья — 3(11); Ростовские — 18 (37); Ярославские — 83 (77); Стародубские — 35 (25); Оболенские — 56 (12). Итак, коренная княжеская знать продолжала сидеть крупными гнездами на родовых вотчинах в пределах некогда принадлежавших им княжеств, сохраняя тесные связи с местными землевладельцами, в свое время служившими их предкам.

Знать, сохранившая свои земли под властью Москвы и успешно служившая при московском дворе, не стремилась вернуться к раздробленности посредством расчленения государства на отдельные княжества и земли. Но могущественное боярство пыталось любой ценой сохранить власть, которой оно пользовалось в период раздробленности, а для этого надо было сохранить порядки, обеспечивавшие политическое господство и привилегии аристократии. Традиции раздробленности, господствовавшие на протяжении веков, не могли исчезнуть в XVI в. мгновенно, и не было иных общественных сил — носителей этих традиций, кроме могущественной княжеской знати.

Американский историк Роберт Крами утверждает, что казанская ссылка не оказала значительного влияния на судьбы российского боярства, так как среди титулованных и нетитулованных ссыльных дворян только 21 человек принадлежал к аристократическим «кланам». Он исключает подавляющее большинство князей, казанских ссыльных, из состава аристократии. Это очевидное недоразумение. Крами тщательно классифицировал кланы, принадлежавшие к боярской элите в XVII в. Но положение московской аристократии в XVI в. было совсем иным. С начала XVII в. трон заняли Романовы, и суздальская знать утратила привилегии, определяемые родством с царствующей династией. Родовое землевладение этой знати подверглось дроблению.

Точное представление о российской аристократии времен Ивана Грозного дают подлинные документы Государева двора середины XVI в. К знати принадлежали прежде всего те кланы, которые проходили службу при дворе по княжеским спискам и были представлены в Боярской думе. Можно установить, что в середине XVI в. четыре княжеских дома (Суздальский, Ростовский, Ярославский и Стародубский) имели 17 представителей в Боярской думе. 142 дворянина служили по особым княжеским спискам, а всего по дворовым спискам служили 289 лиц из названных фамилий.

Сопоставление казанских книг и дворовых документов позволяет выявить истину. Опричные судьи отправили в Казань подавляющую часть ростовских князей, записанных в княжеский список, и лишь немногих из тех 30 лиц, которые служили по уездным спискам. Ссылке подверглись князья И. Ю. Хохолков (записан первым в княжеском списке), А. И. Катырев (записан вторым), И. Темкин и М. Темкин (их отец Г. И. Темкин записан третьим; в тексте имеется помета «почернен»); дети боярина Д. Ю. Темкин и И. Ю. Темкин, Н. Д. Янов и Ф. Д. Янов, И.Ф., В.Ф. и М. Ф. Бахтеяровы. Из числа записанных в княжеский список опалы и ссылки избежали лишь несколько человек, например семья Гвоздева-Приимкова. Против имени В. В. Волка-Приимкова в тексте сделана помета: «Почернены. Помечен в Торжек». Перевод в Торжок из Ростова не спас Волка, и он также был отправлен в ссылку.