Жак Бенуа-Мешен - Юлиан Отступник

Военные заворчали. Однако красноречие Максима произвело на них впечатление.

В эту минуту взял слово Орибасий.

— Юлиан, вспомни ту ночь в Лютеции, — сказал он, — ту священную ночь, когда ты заперся во дворце, слыша вокруг себя ропот восставших легионеров. Ты не решался выйти к ним. Ты думал, что они взбунтовались против тебя и хотят твоей смерти! Случилось так, что именно мы сказали тебе: «Они не желают тебе зла. Они пришли, чтобы провозгласить тебя Августом». Ты поверил нам и смог убедиться, что мы тебя не обманули. Сделай то же сегодня! Поверь нам, когда мы говорим, что ты — Александр!

— Никогда не забывай пророчества Гелиоса, — вновь заговорил Максим. — Ты будешь побеждать, пока будешь идти к моей колыбели… То есть до тех пор, пока ты будешь идти в глубь Азии. Не думай о возвращении! Это означало бы добровольно избрать позор и бесчестье. Не позволяй горстке старых глупцов подорвать твою веру. В конце концов они здесь только для того, чтобы исполнять твою волю! После того, как ты одержишь победу и утолишь жажду у источника Солнца, да, тогда ты вернешься в Константинополь, наделенный неограниченной властью. Хранитель Высшего Откровения, ты воссядешь на троне, стоящем у Босфора, в тройном качестве Августа, Посланника Солнца и Объединителя рода человеческого. И тогда ты услышишь, как все народы мира возносят тебе хвалу…

— Более того, — добавил Анатолий, — вполне может случиться, что произойдут непредвиденные события. В твоей жизни уже было немало неожиданного. Кто знает, вдруг Шапур погибнет при таинственных обстоятельствах накануне последнего сражения, как это случилось с Констанцием? Тогда все дороги Азии откроются перед нами и мы без единого сражения дойдем до Суз и Экбатана!

Военные живо отреагировали на последний аргумент. Они сами присутствовали при кончине Констанция и помнили, как радикально изменилось положение дел после того, как он внезапно сошел со сцены.

Юлиан поднял руку и коротко сказал:

— Задача ясна. Мы идем в Азию.

Но тут встал вопрос о флоте. Если армия отойдет от берега реки, чтобы направиться в пустыню, то корабли станут бесполезны. С другой стороны, оставить их вблизи Ктесифонта означало подвергнуть флот опасности уничтожения при первой же вылазке гарнизона города.

— Можно ли вернуть корабли в Амиду и оставить их там в безопасности? — спросил Секондин.

— Невозможно, — отозвался Луцилиан, — Тигр судоходен только в нижнем и среднем течении. Выше Ниневии корабли не пройдут. К тому же течение Тигра намного стремительнее, чем на Евфрате.

— Тогда, может быть, удастся отвести корабли по Евфрату?

— Подниматься вверх по течению, это не то, что плыть вниз по реке, — ответил Луцилиан. — Людям придется тащить корабли против течения. Хватит ли у нас для этого людей? — спросил он Константина, возглавлявшего личный состав флота.

Константин на минуту задумался.

— Нет, — ответил он. — Для этого нужно по меньшей мере 20 000 человек подкрепления, а их можно взять только из сухопутных войск.

Юлиан быстро считал в уме. Он начал войну с 80000 человек. От них, из-за предательства Прокопия, осталось всего 45000. Если армию сократить еще на 20000, что останется? Самое большее 25000. Когда он шел на Константинополь, у него было еще меньше людей. Но все же 25000 человек — это действительно слишком мало для завоевания целого континента…

На лице Юлиана появилось выражение усталости.

— Когда Александр высадился в Азии, — тихо произнес Орибасий, как бы говоря сам с собой, — он сжег корабли, на которых переплыл Геллеспонт…

— Благодарю вас, — сказал Юлиан командирам. — Вы изложили мне свое мнение. Я подумаю. Возвращайтесь в свои палатки и ожидайте моих приказов. В должное время вы их получите.

Он поднялся в знак того, что совещание окончено.

В тот же вечер, дабы ясно показать непоколебимость своего решения, он приказал сжечь весь флот за исключением двенадцати кораблей, которые предстояло демонтировать, чтобы войско могло везти их с собой в телегах обоза.

На палубы кораблей бросили зажженные факелы, обмазанные смолой. Деревянные суда тут же вспыхнули. Ветер быстро переносил пламя с корабля на корабль. Всего за несколько секунд все 50 боевых галер, 60 понтонных судов и 1390 лодок стали добычей огня. Это было грандиозное зрелище! По снастям бежали искры, мачты обрушивались, как обугленные стволы деревьев. Катапульты и гелеполисы раскачивались на своих подставках и с ужасным треском падали вниз в то время, как снопы искр взлетали в небо и вся долина Тигра становилась красной от отблеска пожарища. Столпившиеся на берегу солдаты плакали, видя, как гибнет флот, символ их надежды на возвращение. Вскоре от флота осталось лишь множество углей.

Спустя четыре дня (3 июня) армия выступила на восток. Поскольку больше не было флота для перевозки провианта, Юлиан велел погрузить на телеги запасы продуктов и воды, залитой в бурдюки.

Внезапно на смену весне пришло лето. Всего за несколько дней жара стала невыносимой. Юлиан надеялся, что эта напасть продлится недолго, потому что местные жители заверили его, что засуха наступает не раньше середины июля.

Войско покинуло ту узкую борозду, которую река за тысячелетия прорыла в месопотамском иле. Оно ступило на пологий склон и двигалось теперь по безводному плато, простиравшемуся в бесконечность. Юлиан скакал впереди войска вместе со своим врачом Орибасием и небольшой группой командиров. Они скакали, устремив взгляды на горизонт в надежде увидеть армию Шапура. Но ничего не видели. Казалось, парфянская конница испарилась…

Войско заночевало в пальмовой роще, где солдаты смогли вдоволь напиться воды и освежиться. Их моральный дух, упавший было при сожжении флота, начал восстанавливаться. Командиры объяснили им: поход в пустыню будет коротким и они скоро вернутся назад.

На следующее утро они отправились в путь с первыми лучами солнца. К полудню жара стала невыносимой. Местность вокруг постоянно изменялась. Островки пальм становились все более редкими; расстояние между колодцами все увеличивалось. Вскоре исчезли последние растения. Вместо потрескавшейся земли под ногами оказалась смесь песка и мелких камешков, обжигавшая ноги даже сквозь подошвы обуви.

В это время два человека из вспомогательного конного отряда проскакали вдоль колонны, разыскивая Юлиана. Они сообщили, что едва войско ушло, гарнизон Ктесифонта вышел из стен города и предал огню окружавшие город пшеничные поля. Весь урожай сгорел. Долина, в которой два дня назад стояли лагерем римские легионы, превратилась в море огня.

Юлиан лишь пожал плечами, услышав эту весть. Он не собирался до осени возвращаться в Ктесифонт. Если жители города решили по собственной воле обречь себя на голод, то это их дело. Тем быстрее падет город, когда он вернется и осадит его…