Борис Духон - Братья Старостины

Они не фанатики, не замкнувшиеся в своем кругу еретики, их преданность спартаковским цветам зрячая, разумная, без перехлестов.

Как-то в разговоре со мной Николай Петрович обронил: «Свою полезность я вижу в том, что раньше других остываю в горячие моменты, которых в футболе не перечесть, кругом еще пылают страсти, а я уже просчитываю реальные варианты».

Ценность книг Старостиных сомнению не подлежит, в мемуарном жанре они — в первом ряду золотой футбольной библиотеки. Свежий однотомник из двух книг Н. Старостина удачно ее пополнит. Однако мою фантазию о книге «Дом Старостиных» эта новинка ни капельки не поколебала, скорее укрепила. Такая бездна интереснейшего материала!

Мне остается ответить на возможную реплику: «Чем агитировать, сам бы взялся!» Жалею, что фантазия на меня снизошла поздновато. Но, честное слово, завидую тому товарищу по профессии, который, располагая запасом сил и времени, с головой уйдет в прекрасную работу…

Лев ФИЛАТОВ, 1993 год

Думается, Лев Иванович Филатов порадовался бы тому, что его идея — пусть и несколько в ином формате — воплотилась в жизнь. Приведенная выше статья когда-то была написана им по заказу младшего из нашего дуэта, да и сам он не раз говорил при встречах: «Слушайте, Гера, а почему бы вам не взяться за это? Вы молоды, любите „Спартак“ да и пером вроде бы владеете — что вам еще нужно?» А в ответ звучали отговорки — мол, из всех братьев и сестер доводилось беседовать лишь с Николаем Петровичем, да и то коротко. И как браться за столь фундаментальный труд, пользуясь лишь чужими воспоминаниями и не опираясь на личное восприятие? «Но ведь Пушкин писал о Пугачевском восстании, опираясь на документы! Жаль, — вздыхал снова Лев Иванович, — просто и не знаю, кому бы еще предложить…»

После кончины замечательного спортивного журналиста в феврале 1997-го его протеже опрометчиво заявил на газетных страницах: «Две недели, как нет с нами Филатова, и год, как ушел из жизни последний из братьев Старостиных. И чувство вины перед обоими заставляет взяться за перо, залезать в архивы и тормошить коллег. Я знаю, что не соберусь написать эту книгу. Но в моих силах отыскать несколько экспонатов для будущего музея Старостиных». Что ж, никогда не говори «никогда». Только с годами начинаешь понимать правоту Филатова: такая работа действительно захватывает с головой.

Старшему из нашего авторского тандема посчастливилось чаще общаться с братьями, разве что с Петром Петровичем он встречался мимолетно, с целью получить недостающий автограф для личной коллекции. Но недаром в этой же коллекции хранится факсимиле Николая Петровича: «У о[бщест]ва „Спартак“ много друзей и поклонников. Однако большинство из них свои чувства выражают в словах. Вы же, Борис Леонидович, свои симпатии претворяете в делах и потому заслуживаете особой благодарности».

А когда в футбольном клубе поздравляли Старостина с девяностолетием и дошел черед до адресата приведенного выше послания, то Николай Петрович полушутя, полусерьезно провозгласил: «Этот человек знает о „Спартаке“ больше, чем я!»

Приступив к книге о братьях на полтора десятка лет позже, чем стоило бы, мы в чем-то наказали сами себя. Ведь за эти годы не стало многих, кто мог обогатить представление о клане ценными подробностями. Это в первую очередь ближайшие родственники — зять Николая Петровича Константин Ширинян, супруга Андрея Петровича Ольга Старостина, племянник братьев, сын их сестры Веры Петровны Александр Попов… Да и в ходе работы над материалом пришло печальное известие — ушла из жизни племянница героев книги, дочь их сестры Клавдии Петровны Ирина Прокофьева.

С другой стороны, в новом тысячелетии начало создаваться генеалогическое древо семьи Старостиных. Взялся за него Андрей Лавров, чья бабушка приходилась братьям двоюродной сестрой. Подошел он к делу со скрупулезностью и педантичностью, стараясь подтвердить документами по возможности каждый факт, каждую дату. Его поиски стали огромным подспорьем, и мы старались опираться в книге именно на данные, собранные Лавровым, даже если они и расходились с тем, что публиковалось ранее.

Особый колорит нашему труду придавало то, что в серии «Жизнь замечательных людей» никогда доселе не выходил том, посвященный сразу четверым персонажам. Конечно, об одном только Николае Петровиче можно было бы выпустить отдельное издание. Но тут мы имеем дело с редким случаем, когда сразу несколько братьев внесли значимый вклад в развитие одного вида спорта. Пусть в лихие времена судьба разбрасывала их по разным городам и весям, даже в отрыве друг от друга каждый из четверых оставался образцом верности своим идеалам.

Август — сентябрь 2011 года

Андрей Старостин, по рассказам его племянника и тезки Андрея Старостина-младшего, охотно поддерживал легенду о том, что когда-то в их род влилась дворянская кровь. Мол, были из крестьян, а потом генерал-дворянин выкупил крепостных и на одной из девиц женился. Но версия эта не нашла никакого подтверждения: напротив, поиски Андрея Лаврова ее опровергают.

Предки братьев по отцовской линии были егерями-старообрядцами и жили в деревне Острова Заполянской волости Порховского уезда Псковской губернии. (В книгах Николая Старостина говорится, что деревня принадлежала к Тарховскому уезду, но тут скорее всего вина литзаписчика, который неудачно воспроизвел услышанное им слово.)

Охотничье мастерство уроженцев здешних мест было хорошо известно всей России: не случайно в охотничий лексикон вошли слова «псковичи» и «лукаши». Именно так именовали егерей — то по географической привязке, то по имени основателя династии Луки. «Вынослив, как егерь-пскович», — говорили в этой среде. Имелся и термин «псковский способ охоты»; способ этот заключался в том, что егеря, выследив волка или лисицу, быстро обкладывали зверя с трех сторон и гнали на стрелка.

Обычно в зимнее время псковичи нанимались на службу артелями по три человека. Услуги их в конце XIX века оценивались весьма высоко: месячное жалованье каждого егеря составляло 100 рублей. Они обладали бесплатными охотничьими свидетельствами и полномочиями, предоставленными страже казенных лесов.

В 1867 году на зимний сезон три окладчика-псковича были приглашены в Люберцы. В отчете охотничьего общества отмечалось, что с помощью егерей удалось добыть немало трофеев. А если точнее, то убиты были двадцать два волка, четыре лисицы, три медведя и шесть лосей. Псковичи осели близ Москвы.

Общество сначала снимало им жилье в Люберцах, а затем егеря стали заводить семьи и строить собственные дома. Можно отыскать упоминания о родственных кланах Зуевых, Лихачевых, Старостиных. Любопытно, что кто-то из этих охотников на волков проживал на… Волковской улице. Обратила на себя внимание исследователей и другая игра слов: приезжие из деревни Острова устраивали облавы под Москвой на Островецком болоте. Зимой псковичи ходили на «красного зверя»: медведя, волка, лисицу, а летом натаскивали собак на болотную дичь, к которой относились бекас, вальдшнеп, дупель, коростель.