Борис Духон - Братья Старостины

Но у каждой медали есть оборотная сторона, и полулегальное служение любимой игре несло в себе определенный риск. Валерий Деревцов в статье «Воспоминания норильского спортсмена» отмечал:

«Трудно сказать, каким бы стал уровень игры футболистов Заполярья, не встань у тренерского руля такие известные довоенные футболисты, как спартаковцы Андрей Петрович Старостин и Станислав Викентьевич Леута. Это их умелому наставничеству обязана футбольная сборная Норильска выигрышем краевых кубков 1947 и 1948 годов.

И Леута, и Старостин были заключенными. И насколько двусмысленным и зыбким было положение тренеров сборной команды на выезде, видно из случая, происшедшего на красноярском стадионе „Динамо“. Когда в финальном матче начальник краевого УВД, крайне раздосадованный проигрышем своей команды, ткнул пальцем в Старостина и спросил у присутствующих:

— А не тот ли это Старостин, которому положено срок отбывать, а не в футбол играть?

И тут же Андрея Петровича под конвоем препроводили на теплоход».

Футболисты вспоминали потом, что как раз тогда, по дороге обратно в Норильск, удалось устроить свидание их тренера с женой. На пристани «Таежное» он сошел на берег, сел, уткнувшись ей головой в колени. Ольга, взъерошивая волосы мужа, только спрашивала: «Когда же?» А он отвечал, не поднимая головы: «В пятьдесят четвертом». Если визуально эта картина могла быть именно такой, то в точности переданного разговора есть сомнения. Откуда Андрей Петрович, получивший «десятку» плюс пять лет поражения в правах, мог знать заранее, что освобождение наступит в 1954 году? Скорее всего, очевидцы через много лет домыслили дату задним числом, подогнав ее по факту.

Его дочь Наталья Андреевна рассказывала:

«Мне было тогда пять лет, и к папе я ездила вместе с мамой. Потом она навещала его в Норильске без меня, а в 1952-м мы снова посетили его вдвоем: до Красноярска добирались на поезде и до Норильска шесть часов летели на самолете. Именно в тот приезд они официально оформили отношения».

А тогда, после выигрыша кубка, он попал в более строгие условия содержания. Надо сказать, что как раз в те годы в поселке Норильск был создан особорежимный лагерь № 2 — Горлаг, который давал рабочую силу для строительства новых подразделений горно-металлургического комбината и собственно города. Конечно, Старостина не направили на общие работы, он оставался на привилегированном положении, был, как принято говорить на лагерном жаргоне, «придурком». Но — за колючей проволокой.

Не забывали о нем не только жена с дочерью. В 1946-м приезжала навестить сестра Клавдия, которую он попросил дать местным спортсменкам несколько уроков русского хоккея. И позднее описал это так: «Я был горд, видя сестру фаворитом на ледяном поле, но в душе болел за команду, игравшую против нее… Клавдия забила достаточное число голов для выигрыша матча». Зато Андрей обыграл сестру в теннис, хотя та в принципе владела ракеткой лучше. Правда, как он сам признавался, добиться победы ему помогла «недобросовестная тактика ведения игры»: он направлял мяч в угол зала, где сестре не хватало места, чтобы как следует размахнуться ракеткой. Что любопытно, в Норильске Клавдия (не успевшая еще поменять фамилию Тикстон на Дубинину) сфотографировалась и с братом, и с бывшим мужем, с которым, видимо, у нее сохранились ровные отношения.

Близкий друг Михаил Яншин поздравил Андрея в письме с тренерскими успехами да еще прислал костюм с модным клетчатым длиннополым пиджаком, пояснив в шутку: «острые плечи времен нашего знакомства теперь не носят». Посетил Старостина однажды артист и заядлый болельщик Евгений Кравинский, который рассказал ему о новой футбольной звезде — Всеволоде Боброве.

Правда, не все деятели культуры были столь смелы в проявлении симпатий к репрессированному мастеру. Например, Александр Фадеев словно забыл о существовании Андрея Старостина на все 12 лет. Однако Андрей Петрович не держал зла на старого товарища и говорил впоследствии: «Об Александре Александровиче Фадееве — разговор особый. Он перед многими был виноват, и несравнимо больше, чем передо мной. Но и многим помогал. В общем, не мне его судить. Прежде всего, потому, что он сам себя судил, приговорил к высшей мере и сам исполнил приговор…»

С другой стороны, в Норильске его ждали новые знакомства. На волне репрессий прибыл в Заполярье Георгий Жженов, который в интервью Игорю Фейну рассказывал:

«Мне сразу несказанно повезло. В Норильске уже давно функционировал потрясающий театр. Ведь там играли зэки Вацлав Дворжецкий, Валентина Токарская из Театра сатиры, Лев Оболенский, мой земляк Иван Русинов. Среди вольнонаемных — Кеша Смоктуновский. Режиссером был Леонид Викторович Варпаховский из Малого. Параллельно с театром я участвовал в спортивной жизни этого города-зоны. Закоперщиком был Андрей Петрович Старостин, привлекший Пал Палыча Тикстона. Затем подтянулись Коля Ковтун, выдающийся легкоатлет, Валя Буре, основатель спортивной династии. Сыновья его, будущие замечательные пловцы Алешка и Володька, на моих глазах, можно сказать, на свет появлялись. Еще был Станислав Леута, тоже спартач, знатный футболист… Сами поле от снега очищали, скамейки в несколько рядов сколотили — типа трибун получилось, ворота сделали и установили, сами сетки сшили, разметку наносили. Тренировались днем: зэки и вольные, которые на том проклятом горно-металлургическом комбинате вместе вкалывали. Играли по вечерам, под светом прожекторов. Андрей Петрович и Валя Буре старались матчи на такие дни назначать, когда я в театре не занят был: уважали, выходит, признавали во мне и футболиста тоже».

Начинающему артисту Иннокентию Смоктуновскому театрального жалованья на жизнь не хватало, и тогда Старостин помог ему устроиться на работу в бухгалтерию заводоуправления. Это лишний раз свидетельствовало о том, каким авторитетом Андрей Петрович пользовался в Норильске.

Уже после освобождения в книге «Встречи на футбольной орбите» Старостин писал:

«Норильск стал для меня, как и для моих товарищей, большой жизненной школой. На этой суровой, вечно мерзлой земле за полярным кругом волей судеб собралось много самых разных замечательных, умных и доброжелательных людей всех национальностей от комсомольских работников до видных ученых, от известных журналистов до опытных инженеров. И в том, что сегодня широкой огненной рекой льется норильский металл, немалая заслуга всех их.

Прошли годы. Сменилось поколение норильчан. Наших однокашников там практически не осталось. Иных уж нет, многие на пенсии, а кое-кто еще и трудится в разных городах страны… Независимо от должностей и рангов, все они всегда с некоторой гордостью за себя и своих товарищей вспоминают о тех героических буднях, когда и их руками строился этот знаменательный комбинат и город».