Борис Духон - Братья Старостины

Автор решающего гола в финале Виктор Понедельник отдавал должное руководящему штабу: «Со сборной работали настоящие футбольные титаны — главный тренер Гавриил Дмитриевич Качалин и начальник команды Андрей Петрович Старостин. Они умели создавать и поддерживать такой психологический климат, в котором каждый чувствовал себя комфортно. Надеть майку сборной действительно считалось высшей честью». Особенно запомнился форварду перерыв финального матча: «Некоторая подавленность, конечно, ощущалась. Но — никаких истерик, взаимных упреков, обвинений. Каждый занимался своим делом. Доктор хлопотал над ушибами и ссадинами, Качалин, по-моему, вообще никогда не повышавший голоса, подходил к каждому игроку и объяснял, что персонально тот должен предпринять, чтобы переломить ход матча. Ну а самые точные слова, обращенные ко всем, нашел, пожалуй, Андрей Петрович Старостин. Я не смогу воспроизвести их дословно, но смысл передаю точно. Старостин сказал, что в первом тайме мы ничего не показали и потому наши истинные возможности по-прежнему остаются загадкой для соперника. Сказал, что нужно всего ничего: встряхнуться, сбросить оцепенение и заиграть в свою силу. Сказал, что мы — счастливчики, которым выпала возможность вписать свои имена в историю футбола золотыми буквами. Напомнил, что идет прямой репортаж с „Парк де Пренс“, и в ожидании исхода матча не спит вся страна. Словом, для продолжения матча из нашей раздевалки, на беду югославов, вышла совсем не та команда, с которой они имели дело в первом тайме». Известный исследователь истории отечественного футбола Аксель Вартанян подтверждал, что речь Старостина имела место и была весьма бурной.

В других ситуациях находился иной педагогический прием. Скажем, приехала сборная в 1961-м в Аргентину на товарищескую встречу. У высоких начальников уверенности в положительном результате не было, и даже посол намекнул, что поражение с минимальным счетом приемлемо, не говоря уже про ничью. И что сделал Старостин? Привел в раздевалку переводчика с кипой газет, где местные журналисты соревновались в прогнозах: выиграет Аргентина с разницей в три мяча или в пять? А после ознакомления с дайджестом сказал: «Все ясно, молодые люди? Идите и покажите свою игру!» Тот матч наши выиграли.

А вот мнение Виктора Шустикова, пришедшего в сборную в 1963-м: «Андрей Петрович, несмотря на большую разницу в возрасте, с нами легко находил общий язык. Он умел вселять в нас уверенность. Он нам часто говорил, что футбол — игра коллективная и в одиночку успеха добиться очень трудно, а вот испортить дело может и один футболист, поэтому постоянно внушал нам, что в каждом матче мы должны играть по принципу: один за всех и все за одного».

С Шустиковым в составе сборная могла стать сильнейшей на континенте еще раз, но в 1964-м уступила в мадридском финале испанцам — 1:2. Поскольку с диктатором Франко у советского руководства были напряженные отношения, поражение имело далекоидущие последствия. Старший тренер команды Константин Бесков был снят со своего поста. Через много лет Александр Нилин отмечал: «Я никогда не расспрашивал Бескова о поведении в те горькие дни начальника сборной Андрея Петровича. Но нет сомнений, что оно было в высшей степени достойным… Старостин вообще был человек чести. И при всех своих дипломатических дарованиях и почти всеми признанном нейтралитете, присущем его весьма редкой в большом футболе позиции, не счел возможным сделать и полшага для удержания должности. И все же самое интересное здесь, что подозрительный и даже мнительный Бесков никаких претензий, как всегда в таких случаях бывает, к товарищу по несчастью не имел. Они вышли из неприятностей неразобщенными. Что крайне важным оказалось для дальнейшей биографии отечественного футбола — и спартаковской судьбы в частности…»

Однако здесь есть один нюанс. Бесков руководил только первой сборной, и его отправили в отставку именно за поражение в Мадриде, а Старостин нес ответственность еще и за дела олимпийской сборной. А она под началом Вячеслава Соловьева через неделю после финала Кубка Европы проводила решающий матч за путевку на Олимпиаду. И оказалась битой командой ГДР— 1:4. В своей книге «Встречи на футбольной орбите» Андрей Петрович не прошел мимо этого эпизода:

«А после повторного матча, с четырьмя уже пропущенными мячами, сдуло и мечты о золотых медалях, наш преждевременный кураж оказался олимпийским миражем. И вот когда мираж рассеялся, я не на олимпийском стадионе в Риме, и никакого круга почета с командой не совершаю, а понуро бреду в Скатертный переулок к своему начальнику… Мой непосредственный начальник лишил меня необходимости заниматься исследованием закономерностей и случайностей результатов в олимпийских видах спорта. Глубоко угнездившись в своем кожаном кресле, словно опасаясь, что в создавшейся обстановке его могут выдернуть из привычного местопребывания, он, сардонически улыбаясь, задал мне всего один и очень лаконичный вопрос:

— Ну, сам напишешь или?..

Разумеется, я воздержался от „или“ и предпочел написать „по собственному желанию“».

Автор книги допустил неточность: разыгрывалась путевка не в олимпийский Рим, а в олимпийский Токио. Однако суть от этого не меняется: покинул свой пост Старостин отнюдь не из-за одной только солидарности с Бесковым.

В ту пору и Николай в силу внутриведомственных трений был снят с должности начальника команды «Спартак». Возникла идея: а нельзя ли поставить туда Андрея? Вратарь Владимир Маслаченко, предлагавший старшему из братьев такую комбинацию, услышал в ответ резкую отповедь: «Андрей? Он играет на бегах, дружит с цыганами, не чужд женского пола. Как такому человеку можно доверить „Спартак“?» Разговор происходил в автомобиле Маслаченко, и возбужденный Николай Петрович, по словам голкипера, «вышел и так хлопнул дверцей машины, что я сам чуть не вылетел в другую». Этот диалог голкипер впоследствии пересказывал на съемках документального фильма Евгению Богатыреву (в ленту сюжет не вошел), а позднее — Игорю Рабинеру. Но здесь надо понимать, что спартаковский патриарх ничего не имел против младшего брата, а просто мерил по себе: согласно его шкале ценностей, красно-белым цветам нужно было посвятить всю жизнь без оглядки.

По свидетельству Анатолия Львова, еще в шестидесятые годы Андрей Петрович пытался убедить чиновников разного уровня в том, что должна быть узаконена профессия «спортсмен»: «Почему он лишен прав, предоставленных, к примеру, артистам? Не надо лгать себе и другим, выдавая футболистов за станочников. На лжи ничего хорошего еще не выросло…» Тем не менее до самого конца советских времен наш футбол, как и весь спорт, будучи на деле профессиональным, формально оставался любительским.