Георгий Кнабе - Корнелий Тацит: (Время. Жизнь. Книги )

По всем самым выгодным для Домициана расчетам Столетние игры приходились на 93 г. Он, тем не менее, перенес их на 88 г., так как, очевидно, не мог ждать дольше. Противоречие между имперски-эллинистическими, чисто монархическими тенденциями режима и его консервативно-римской идеологической и моральной основой обострилось до предела и требовало немедленного разрешения. Игры с их ритуальной римской архаикой, в которых в то же время ясно ощущался сильный восточно-греческий элемент, были последней крупного масштаба попыткой Домициана отстоять противоречивое единство Города и империи как основу флавианской государственности.

Сбыться его планам суждено не было. Игры состоялись в разгар лета, а уже зимой восстали четыре легиона Верхней Германии во главе с наместником провинции Антонием Сатурнином. О нем мало что известно, но, кажется, он был из людей, близких к власти, — приближенный Домициана, участник его распутных развлечений, на этой почве с ним и поссорившийся. Выше уже говорилось, что, хотя нет почти оснований считать, будто за Сатурнином стоял какой-то сенатский заговор, все, что было направлено против принцепса и его самодержавия, воспринималось в тех условиях только как выгодное сенату и исходящее от него. Восстание еще до прибытия Домициана в провинцию подавил наместник Нижней Германии Буций Лаппий Максим. Едва вступив в лагерь побежденных, он, прежде всего, уничтожил архив Сатурнина. Максим, очевидно, понимал, что любое упоминание кого бы то ни было в документах, там хранившихся, ставило человека под удар. Но Домициан не стал заботиться о юридических доказательствах — черта была перейдена, несовместимость его политики с целями и надеждами тех, кто окружал его в курии и даже на Палатине, стала отныне очевидной. Казни прокатились по Риму и провинциям, репрессии ширились, переходили в демонстративное нарушение римских законов, традиций и норм…

Моральный кодекс, основанный на «трудолюбии и деятельной энергии», обнаруживал теперь то внутреннее противоречие, которое объективно было заложено в нем с самого начала. Человеческая деятельность может быть практически эффективной и исторически действительной, если в ней реализуются энергия, талант и знания, направляемые убеждением в правоте своего дела, т. е. в конечном итоге если в ней реализуется нравственный потенциал личности. Основой его для людей «третьей силы» с их культом практической работы на пользу государства на протяжении многих лет было убеждение в том, что принцепсы в своей политике успешно объединяют строительство мировой империи и верность общественным устоям, сложившимся в ходе истории Рима, и императоры сознательно поддерживали это убеждение. В основе его, однако, лежала иллюзия, так как развитие империи постепенно и неуклонно должно было разрушить полисную систему ценностей, что и выявилось со всей очевидностью в последние годы Домициана. Исторический смысл этики «трудолюбия и деятельной энергии», ее будущее и ее истина предполагали в тенденции упразднение самого противоречия между полисной моралью и потребностями мировой империи и должны были раскрыться поэтому лишь при Антонинах.

Пока это противоречие существовало, т. е. на протяжении всей молодости Тацита, «третья позиция», как мы видели, была соотносительна с первыми двумя, образовывала с ними единую систему, что и делало возможным их соединение, некоторый средний путь. Политика Домициана в 88–96 гг., направленная против старых общественных ценностей и в то же время сохранявшая за ними значение официально признанной нормы, делала это соединение в теории утопическим, а на практике невозможным. Тацит-претор мог еще объяснять такое положение личными особенностями Домициана, Тациту-консулу предстояло убедиться в том, что систему общественных норм и ценностей, противоречиво связанную с городом-государством, подрывал и уничтожал не столько Домициан, сколько объективный ход истории.

Тацит стал консулом в 97 г. — в первый год династии Антонинов. Список консулов 97 г. выглядел следующим образом: ординарии, т. е. консулы, открывавшие год, — Кокцей Нерва, Вергиний Руф (оба в третий раз); суффекты, т. е. консулы, правившие несколько месяцев в течение года после ординариев, — Анний Вер и Нераций Приск, Домиций Аполлинар с неизвестным коллегой, Глитий Агрикола и Корнелий Тацит, Лициний Сура и Аррий Антонин (во второй раз). Кто бы ни выдвигал этих сенаторов в консулы, еще Домициан или уже Нерва, окончательный список утверждался, как всегда, в январе, т. е. при Нерве. Список консулов (так называемые «фасты») первого года новой династии представлял собой продуманную декларацию нового режима.

Две особенности отличают консулов 97 г. Первая — почти все они принадлежат к ведущим государственно-политическим деятелям времени. Нерва был признан лучшим кандидатом в принцепсы всеми политическими группами, подготовившими и осуществившими устранение Домициана; Вергинию дважды предлагали верховную власть легионы, и он дважды от нее отказывался, что еще при жизни сделало его личностью почти легендарной. Суффекты, непосредственно их сменившие, были знамениты как юристы, и имена их вошли в Дигесты; они представляли направление деятельности нового режима, связанное с созданием кодифицированной системы римского права, которое день ото дня приобретало все большее значение. Один (Вер) стал впоследствии префектом Рима, другой (Приск) — официально признанным крупнейшим правоведом эпохи. Глитий Агрикола и Лициний Сура были полководцами, обладавшими опытом и талантом, необходимыми для ведения военных действий крупного масштаба и решения неотделимых от них политико-дипломатических задач. Фасты 97 г. призваны были показать, что новый режим, объединяя в руководстве людей разных поколений, направлений и типов биографии, неизменно опирается на наиболее значительных и известных государственных деятелей. Тацит тем самым признавался одним из них. Добросовестное и успешное служение государству продолжало оставаться ведущей чертой его жизни и деятельности.

Вторая особенность консулов 97 г. состояла в том, что среди них не было ни одного доносчика, но и ни одного человека, хоть отдаленно связанного с оппозицией; по характеру своей прежней деятельности при Нероне или Флавиях все они представляли различные вариации «третьей силы». В обеих первых, т. е. наиболее важных, парах были объединены патриций, потомственный аристократ (Нерва, Приск) и homines novi (Вергиний Руф, Анний Вер). Конфликт, игравший на протяжении всего I в. столь важную роль, между знатностью, ассоциировавшейся с представлением о республиканизме, и верностью принципату, предполагавшей вражду к сенатским традициям, объявлялся недействительным. Ординарные консулы были известны своей верностью принцепсам и услугами, им оказанными: Нерва — в 65 г. при подавлении заговора Пизона и при расхождении Флавиев с сенатом в 71 и 90 гг., Вергиний — при устранении в 67 г. обвиненных в заговоре братьев Скрибониев и при подавлении в 68 г. восстания Виндекса. В то же время при Флавиях оба считались personae non gratae — Нерва был выслан в 94 г. из Рима, Вергиний все 27 лет их правления провел в добровольном удалении от дел.