Теодор Крёгер - Четыре года в Сибири

Я чувствовал себя как школьник, прогуливающий школу, когда на пять минут сбежал от обоих часовых. Когда мы вернулись, все уже встали. Могло начинаться чаепитие, и скоро поездка продолжилась.

Резкий поворот внезапно отходит от главной дороги налево к северу. Заснеженная дорога, также постоянно окруженная лесом, после бесконечных часов езды приводит нас к большой деревне.

Издалека мы видим, как сверкают кресты церкви. «Журавли» у колодцев вытягивают свои длинные шеи, и вот уже избы боязливо выглядывают среди снегов. Наконец, широкая деревенская улица, по ее краям низкие хижины. Они все серы и производят печальное, сгорбленное впечатление. Первые жители уже выбегают к нам навстречу. – Эееей! – звучит ликующий крик нашего ямщика. Лошадки радостно тянут сани, их длинные хвосты развеваются, шипят в воздухе, в то время как звон валдайских колокольчиков на упряжке весело и громко отражается эхом от стен домов. Мужики, бабы и дети бегут рядом с нами, пытаются поспеть за лошадьми.

Теперь наши сани останавливаются поблизости от деревянной церкви на вместительной площади в центре деревни, перед великолепным домом, из ее трубы валит дым толстыми клубами. Любопытные окружают нас. Статный, ухоженный крестьянин появляется под выступающей частью дома. Волосы аккуратно расчесаны на пробор, они блестят, потому что смазаны маслом. На нем чистые, высокие сапоги, домотканая рубашка, рукава и кайма ее украшены пестрой вышивкой. Он трет рукой переносицу, разглаживает причесанную бороду, его черты лица добродушны, его глаза умны и ясны. Это староста села Забытое.

Он кланяется глубоко и спокойно. Так же спокойно он смотрит на нас, только, похоже, вид двух вооруженных солдат ему несколько неприятен.

Сразу за деревенским старостой следует крестьянин, которого я попросил отправиться в деревню раньше, чтобы сообщить о нашем прибытии заранее. Он знает меня, и он подходит ко мне тоже без робости и приветствует нас, сияет всем лицом, потому что гордится своим мужеством и с удовольствием любуется зеваками.

Из первых саней поднимается высокий, широкоплечий мужик. У него нет бороды, он говорит на языке страны, только четче и громче, чем местные жители. Он сбрасывает тяжелую накидку и меховую шапку, кладет их в сани и разминает свои онемевшие члены. Белокурый мужик, должно быть, очень опасный человек, раз его охраняют два вооруженных солдата.

- Добрый день, папаша!

Приезжий, улыбаясь, подает руку деревенскому старосте. Стоящие вокруг боязливо смотрят на их руководителя, подаст ли и он иностранцу руку, не случится ли с ним чего-то при этом?

- Добрый день, братец...

Слова деревенского старосты звучат четко. Без страха он подает мне правую руку и следует крепкое рукопожатие.

- Нам сказали, что ты приехал, чтобы покупать у нас шкурки, это так? – спрашивает он.

- Да, папаша, это так, правда, – отвечает другой, возвращается к саням, извлекает большой пакет и ставит его перед деревенским старостой. Появляется закутанная маленькая женщина, она улыбается как чужой мужчина и подает крестьянину руку.

- Это моя жена, я взял ее с собой, так как она разбирается в шкурках, – говорю я, пока теперь Фаиме разминает свои окоченевшие члены.

Солдаты между тем вышли из других саней. Их довольные лица отчетливо говорят, что тут для них найдется горячая еда и что-то из выпивки.

Со всех сторон теперь стекается все больше и больше крестьян. Они все стоят, плотно обступив нас, каждый хочет что-то увидеть, каждый хочет услышать наше слово. Мы для деревни – настоящая сенсация.

- Братцы, посторонитесь немного, мы хотим пройти в избу. Так деревенский староста прокладывает себе дорогу к своему дому.

Пока мы проходим сквозь небольшую толпу, то один, то другой из местных пытается прикоснуться ко мне рукой, настолько сильно их любопытство, так непонятно все, что вокруг нас. Парень почти два метра ростом, совсем без бороды, в сопровождении двух вооруженных солдат, и все только смеются и шутят... Можно только осторожно покачать головой; чего только не бывает в мире по ту сторону леса?

Забытое – «забытая» большая деревня в девственном лесу.

Где-то на далеком севере, окруженное мрачным сибирским лесом, на неизвестной, занесенной снегом дороге, почти полностью отрезанное от далекого мира непроходимыми дорогами и болотами, ни на какой еще точной географической карте не отмеченное, лежит «Забытое». Так это маленькое пятно человеческого поселения было забыто миром и людьми, стало вневременным, как тайга, природа, животные и широкая река, вневременным, как потерянные пути, которые никто не знает. Также маленькие серые хижины кажутся вневременными, только сияющие кресты светятся сверхъестественно светло в лесу, и в церквях горит множество самодельных свечей и вечные лампады в «красном углу» самой маленькой хижины.

Природа и люди из года в год, каждый час вели самую ожесточенно борьбу друг с другом. Человек боролся за жизнь и за самосохранение, он оттеснял лес, чтобы добыть для себя большую пашню и луга, тот минимум, который был ему нужен для себя и скота. Все же, лес не хотел уступать, и землю, которую он отдавал, нужно было обрабатывать тяжко и тщательно. Снова и снова бесчисленные корни хватали плуг, держали его, не давали ему проникнуть в грунт.

Летом после бескрайней заботы всходил лишь жалкий посев, жалкий, как и люди, кривой и безобразный. Люди не успевали и оглянуться, как за одну ночь наступала зима, и начиналась борьба против холода и снежных сугробов. Часами, под бушующими метелями, в суровом, перехватывающем дыхание холоде, от которого деревья трескались как от ударов молний, им приходилось убирать лопатами снежные заносы, так как снег почти полностью засыпал окна маленьких изб. Зима длилась шесть долгих месяцев.

Лес и река поставляли людям питание в изобилии. Они не знали запрещенного времени для охоты на дичь. Они шли на охоту, когда им нечего было есть, нужно было лишь на пару шагов углубиться в лес, и уже у них было все необходимое для пропитания. Поколения рождались, поколения умирали. Лето прогоняло зиму, зима прогоняла лето.

«Забытое» не знало летосчисления – в нем не было времени.

Мир по ту сторону леса был для его жителей абстрактным понятием, о котором у них не было никакого представления.

На пороге двери стоит молодая, изящная крестьянка, Степанида, сестра деревенского старосты. Она низко кланяется гостям, таков обычай.

Мы входим во вместительную, приветливую комнату. В одном углу стоит большая печь, на которой может спать вся семья. На низких окошках чистые белые занавески. У стен стоят деревянные скамьи. В красном углу горят перед образами вечные лампады. Комната полна людей. Все празднично одеты, как будто сегодня церковный праздник.