Сергей Есин - Дневник, 2006 год

Вышла Литературка, в которой под рубрикой «Ты — мне, я — тебе» статья за подписью «Литератор» о Букере и в том числе новом. Кто написал, я догадываюсь. Рад, что некоторые мои тезисы и обмолвки, прозвучавшие в моей речи на вручении премии «России верные сыны» не пропали даром. По крайней мере, кто-то заглянул в сундучок Миклошевича. Напечатали также и список всех за 15 лет лауреатов, картина выразительная, хотя есть и Олег Павлов и Владимир Маканин. Исключения подтверждают правила. Я впервые, до скорой очевидности, понял, что ничего не пропадает и слово агитатора может стать пропагандой. Кое-что в области литературы и «Кто виноват?» у меня накопилось оригинального.

14 декабря, четверг. В газетах и на радио появилось сообщение, что Лужков предлагает московским школам, получившим миллионные гранты от федерального правительства на закупку оборудования и пособий, от этих денег отказаться. Все эти дары «национальных проектов» обложены таким количеством справок, бумаг, задержек в перечислении и правил использования, что стали совершенно бессмысленны — купить ничего полезного нельзя, и деньги, практически, истратить невозможно. В частности, в большинство школ они просто очень поздно пришли; на закупку, скажем, парт надо устраивать тендер, а по срокам его провести просто юридически невозможно, деньги должны вернуться в бюджет. Есть даже цифра для оформления гранта надо заполнить чуть ли не 90 различных документов.

Вечером звонил С.И. Лыгареву: для романа нужна был дата окончания строительства общежития Лита. Чего только не требуется в большой роман. Общежитию почти пятьдесят лет, его построили в 1958-м году. Тут же С.П. и сказал мне, что наше начальство сейчас пишет письма относительно мансарды. Только совсем недавно я об этом рассказал ректорату. Хватают на лету. Меня, честно говоря, удивляют, что, все время пользуясь моими идеями, начальство никогда не хочет со мною посоветоваться о реализации их. Похоже на игру в карты, когда кто-то держит в рукаве утаенную десятку. С одной стороны, как я понимаю, ему мало чего в этом случае выдаст — мэрия в квартире для начальника уже отказала. С другой — я, как опытный человек, вижу, что обеспокоено руководство в первую очередь решением своих собственных проблем. Мансарда сейчас — это квартиры: как я понимаю, на квартиру надеется БНТ, Стояновский, наш занятный проректор по хозяйству и несколько других людей, исключительно из компетентных. Я-то думал о мансарде, когда нужно было сдавать площадь в аренду и расширять гостиницу, с которой шел основной доход. В начальники всегда надо брать людей уже владеющих квартирой, дачей, машиной. И чтобы не нужно было отселять взрослых детей.

Что касается самого романа, то я, наконец-то начал читать его целиком. После редактуры оказалось, что Боря кое-что туда даже интересное вписал из жизни писателей. Врезки мною сразу чувствуются — ткань перестает быть живой, хотя, казалось бы, все написано в одной и той же стилистике. Но это поправимо, я «разведу» это психологией, сокращу и заставлю текст дышать. Художественный текст не терпит любой, даже интересной, информации, не пропущенной через героя.

15 декабря, пятница. Утром, уходя на работу, вынул из почтового ящика открытку, в которой написано, что президиум ВАКа присудил мне звание доктора наук. На штампе два пропуска: один для номера протокола, другой для название наук — в данном случае филологических. Оба этих пропуска заполнены от руки, внизу также и закорючка — подпись начальника. Открытка стандартная, адрес заполнен рукой С.П.: ее в таком виде, т. е. с адресом на лицевой стороне, много месяцев назад сдали в ВАК вместе с делом о защите. Есть и дата, когда заседал судьбоносный президиум — 20 октября. Так вот, эта — радостная — открыточка лучшее свидетельство о том, как работаю наши учреждения. Потребовалось 55 дней, чтобы поставить штамп, вписать одно слово и несколько цифр и опустить в почтовый ящик! Теперь надо несколько месяцев ждать, пока мне выпишут диплом. Дипломы сейчас, говорят, печатают нового образца. Но все равно, я так рад, так счастлив, и слава тебе, медлительный, погрязший в бюрократической рутине ВАК!

До семинара ходил на Страстной бульвар. В библиотеке Театрального общества под залог моего удостоверения на звание «Заслуженного деятеля искусств России» взял четыре книги Бориса Покровского. Буду читать их в воскресенье — хочешь, не хочешь, но надо писать статью о великом оперном режиссере.

Обсуждали рассказ Ромы Подлесских «Близкие люди» — гротесковое, почти на уровне фантазий сочинение о новых русских. Рома не принимает эту жизнь и это время. Я читал книжку его отца — судя по всему это семейное влияние. Утром прочел большую статью о экологии на улице и в машине. При всем при том оказалось, что в наших квартирах и офисах концентрация вредных веществ в шесть раз выше, чем на самой загазованной транспортом улице. Вот я и понял, откуда у меня в свое время появилась астма. Вспомнил об этом, когда включал на кафедре компьютер. Он никак не включался, потом пришел Илья, что-то отвинтил и сказал: пыль попала на контакты.

16 декабря, суббота. Утром в Сопово открыл книжечку Б.А.Покровского, изданную в 1992 году «Когда выгоняют из Большого театра» и сразу же, единым махом прочел очерк о Кирилле Кондрашине, знаменитом дирижере, оставшемся за рубежом, и Ростиславе Растроповиче и Галине Вишневской. И вдруг все, что я думал раньше, все мои осуждения, мои инвективы, которые допускал относительно их раньше, раздраженный «предательством» и тем, наверное, что вот они «смогли», а я нет, — буквально все начало разваливаться и испаряться. И возникла мысль о такой дурости и невежестве строя, коей он руководствовался, управляя культурой, что можно просто изумиться, как долго культура его терпела. Строй я по-прежнему высоко ценю, — его историческую законность, его безграничные, но нереализованные возможности. Но можно ли не принимать во внимание эгоизм и эгоцентризм художника, не желающего знать никаких помех творчеству. Художник не может ждать, когда в его стране все станет нормально, жизнь коротка. Я свою жизнь, очень долго служа обществу и власти не как художник, а как чиновник, пожалуй, проиграл!

Вечером звонила В.С. — или я ей — и рассказала, что по «Вестям» показали митинг на Триумфальной площади и разгон его ОМОНом. Ну, предположим, сам митинг не разгоняли, а просто не дали собравшимся прогуляться по Тверской к Манежу. Это как раз тот митинг, о котором мне говорил Э.Лимонов. Были, кажется, все оппозиционеры: Лимонов, Касьянов, Хакамада, Каспаров.

17 декабря, воскресенье. Оба дня, и вчера, и сегодня утром, долго ходил по поселку, каждый раз восхищаясь пустынной тишиной и близостью соснового леса. Оба дня читал книгу Бориса Александровича Покровского «Когда выгоняют из Большого театра». Это четыре эссе о людях не по своей воле ушедших из Большого: знаменитый дирижер Кирилл Кондрашин, Станислав Растропович, Галина Вишневская и сам Борис Покровский. Как всегда, многое выписывал и для будущих семинаров, и как человек интересующийся историей отечественной культуры.