Сергей Есин - Дневник, 2006 год

Самоха Роман, 1985, Москва

Нет. Попытка как-нибудь под специальным ракурсом прочесть работу, чтобы все же допустить парня до экзаменов, провалилась. Это просто какой-то Хичкок. К сожалению, по языку «не держит» обстановку, плохо представляет, о чем пишет. Нет.

7 июня, среда. Утром поехал к В.С. в больницу, собрал ей бельишко и газеты. По дороге, естественно, читал, сколько мог. С моим смутно телевизионным лицом я умудряюсь везде проходить без пропуска. Так и тут поднялся в корпус на пятый этаж. Валя, как только я вошел в палату, сразу же засуетилась, запорхала, своей больной рукой принялась ставить чайник, потом упорхнула к холодильнику в другую палату за ветчиной. Как я шучу у нее страсть всегда и при всех обстоятельствах кормить мужа. Посидел, поболтали, узнал от нее все телевизионные и радио новости. Она у меня связная по прессе и средствам массовой информации. В частности, узнал, что у Церетели замечательные собаки, в том числе ротвейлеры. По «Свободе» рассказали, что Ходорковский в изоляторе, за то, что дал кому-то из заключенных съестное из своей посылки.

В час началось заседание приемной комиссии. Обнародовали то, что уже было известно: в прозе на дневном отделении 10 человек на место, поэзия –17, прибавилась драматургия и критика. Все набирающие семинары преподаватели сказали несколько слов о своих впечатлениях. Собственно, мои впечатления передавать не надо, я их уже изложил в дневнике. Все это подтверждено и мнениями других наблюдателей. Резкое, как правило, падение уровня прозы, если мы имеем дело с москвичами. Все самое интересное и ценное за Кольцевой дорогой, в маленьких русских городках. Может быть, мы в Москве воспитываем особых монстров, с особыми чувствованиями? А.Варламов отметил рост литературной техники, которая не соответствует уровню чувствования. Говорили, о так называемой христианской литературе, которая, как раньше партийная, ничтожна. Лобанов сделал ряд наблюдений, в частности, о падении социального напряжения в прозе. Торопцев сказал, что именно в детской литературе легче всего напечататься, поэтому в погоне за прибылью издатели идут на откровенную халтуру. Но хороши же эти молодые писательницы, которые «ради книги», пишут эту «проходимую» ерунду! Вспомнили одну нашу последнюю очень в коммерческом плане успешную выпускницу. Но как плохо пишет!

В три начали заседание госкомиссии: защищали дипломы. Всего было семь человек, в основном, это не очень благополучные студенты Самида Агеева. Мало вкуса и, как правило, плохой язык. С особой, принципиальной отвагой, что я очень оценил, выступили Руслан Киреев и Татьяна Александровна Архипова. Было даже произнесена фраза о только формально завершенном образовании.

Вечером сидел у Юры Авдеева с прелестными разговорами о жизни, искусстве, деньгах и так далее. Здесь совершенно другая жизнь и другое отношение к ней. Увидел натюрморт, который Семен сделал для какой-то богатой дачи. Я понимаю, что всегда художники работали на заказчика. Не пугает меня и то, что в натюрморте есть по-новому скомпонованные элементы с картин многих очень крупных художников — это обычная манера мастеров в любой эпохе. Ну а другие «элементы» — кувшины и вазы Авдеевское, живопись с натуры. В последний момент заказчица попросила поменять общий натюрморта — под цвет обоев в гостиной.

8 июня, четверг. Утром был в Педуниверситете у Л.В. Трегубовой, завез ей чай, который привез из Китая. Она много для меня сделала. Порадовался за порядок в делах, а их там огромное количество. Она сказала, что недавно у них была проверка ВАКа, и проверка прошла очень успешно. Днем звонил в «Знамя» своей бывшей семинаристке Анне Кузнецовой, звал ее на мою презентацию. Разговаривала Анна со мной очень осторожно. Сидят в общей комнате, боялась, кто-нибудь не догадается, с кем она разговаривает. Ничего не читал, ничего не писал, телевизор тоже не смотрел. Довольно много размышлял о новом романе. Вдруг почувствовал некий вкус к продолжению. И также появилась некая технологическая деталь: новую главу надо написать от руки. В ней также будет описание нашей Бронной, а?

Краснушкина Надежда, 1985, Москва. Почти рад внятной, интеллигентной речи, которой раньше, в 19 веке, и начале 20 века писали письма. Ныне подобная речь выдается за прозу. Кстати, типичная проза студентов-филологов и историков. Понимание дает ощущение умелости, но это лишь видимость мастерства. По сути, повесть в письмах к любимому. Рефлексия мелкая и неаргументированная. Такой девочке только учиться платно. «Нет».

Колногоров Александр, 1986, Глазов. + «Паровоз Платонова» — небольшой сборник рассказов. Все вокруг критического состояния. Жизнь в ожидании смерти. Больной ли. лежащий с открытым ртом, поход ли в аптеку. Последний, коротки рассказик в подборке — в нем Достоевский. Редкое ощущение взаимосвязанности сущего. Следование мировоззрению — может быть, оно исконно русское, — но не стилю Платонова, что немедленно узнается. Среди прочего: широкий социальный охват. + + +. «Да». Первый эшелон.

9 июня, пятниц . Может быть из-за возраста, из-за горечи жизни, которую чувствую за последнее время, я и вообще потерял возможность и вкус к письму? Объективно не получается? Дьяченко, «Большая книга», операция В.С. и ее больница, результаты выборов и давление на меня в институте, предательство бывших друзей, невероятное число рукописей на конкурс и набор курс, это все мешает или уже просто физиологически не могу? Упадок сил, угасание творческой активности? Практически все утро, кроме небольших выходов на рынок, читал рукописи. Даже на рынке, когда стоял в очередь в палатку с овощами «Совхоза Московский», — В.С. называет «палатка для бедных» — тоже что-то читал. Аккомпанировали разговоры в очереди про медицину и безобразия олигархов. Не заслоняюсь ли я этим чтением рукописей абитуриентов, чтобы не двигать дальше роман? Ведь и читать можно «с налета», бросать, когда все ясно. Но нет, я все, особенно хорошее, талантливое, дочитываю до конца, до последней странички. Уже много позже, когда пришел на презентацию в «Библио-Глобус» на Лубянку и встретил там Игоря Михайловича Блудилина-Аверьяна, он мне признавался: у него тоже два начатых романа, и вот он мечется от одного к другому и оба не идут. Или я впервые в жизни попал в мертвую зону творческой депрессии?

Вдонина Юлия, 1988, Моск. обл. + К собственному удивлению понравился «фантастический» рассказ. Общество будущего, отброшенное назад, где совесть есть некий искомый элемент прогресса. Второй рассказ «о любви» читается с интересом, но чуть переложено математики. Не очень свой язык, почти компьютерная интонация. Пусть попробует. «Да».