Сергей Фирсов - Николай II

Сообщая о случившемся, «Правительственный вестник» указывал, что этот вагон «хотя и остался на полотне [железной дороги], но в неузнаваемом виде: все основание с колесами выбросило, стенки сплюснулись, и только крыша, свернувшись на одну сторону, прикрыла находившихся в вагоне. Невозможно было представить, чтобы кто-либо мог уцелеть при таком разрушении». И все же царская семья практически не пострадала, отделавшись легкими ушибами и ссадинами. Но без жертв не обошлось: погибли 19 человек, 18 были ранены. Император не покинул места трагедии, пока всех раненых не перенесли в санитарный поезд, повелев перевезти останки погибших в Петербург и обеспечить их семьи. На ближайшей станции Лозовой сельское духовенство отслужило панихиду по погибшим и молебен по случаю избавления от опасности живых. Александр III приказал подать обед для всех находившихся в поезде, включая прислугу.

Такова канва тех трагических событий. Тогда еще трудно было говорить о причинах крушения, но правительство сразу же заявило: «О каком-либо злоумышлении в этом несчастном случае не может быть и речи». Последнее обстоятельство в высшей мере показательно и характерно: в условиях внутренней нестабильности необходимо было убедить народ, что случившееся 17 октября есть трагическая случайность, а не следствие злого умысла террористов (тем более что годом ранее, 1 марта 1887 года, были обезврежены члены «Террористической фракции партии „Народная воля“», готовившие покушение на Александра III). Однако слухи живут самостоятельной жизнью, влияя на восприятие случившегося современниками. В. П. Обнинский, например, в своей книге о Николае II ссылался на мнение прокурора петербургской судебной палаты Н. В. Муравьева, якобы не скрывавшего от близких людей, что крушение поезда было следствием террористического акта, и царскую семью спасло не чудо, а свинцовое дно вагона, удержавшее от сплющивания вагонные стенки. Повторяя слух, Обнинский безапелляционно заявлял, что «со времени крушения в Борках всякое пребывание в вагоне должно было держать мысль Николая настороже. Второй раз нельзя было рассчитывать на чудо». Ссылка на прокурора — беспроигрышный ход, особенно с учетом того обстоятельства, что Н. В. Муравьев умер в 1908 году, то есть за несколько лет до выхода в Берлине книги Обнинского.

Слухи и сплетни интересны не сами по себе, а в связи с общей обстановкой в стране. Действительно, в первые минуты после крушения пошла молва о покушении на жизнь монарха и его семьи, появился сказ о каком-то исчезнувшем из поезда поваренке. Слух этот распространялся с подробностями: будто «крушение явилось результатом взрыва бомбы, которая была подложена в форму, в которой приготовлялось мороженое» [24] Спиридович Л. И. Великая война и Февральская революция (1914–1917). М., 2004. . В начале XX века, в царствование императора Николая II, сказка получила новую жизнь — социально-психологическая обстановка тому вполне способствовала, особенно после террористических актов Первой российской революции. Но все это было впереди, а тогда, в 1888 году, расследовавшие катастрофу чиновники пришли к выводу, что никакого революционного замысла не было и в помине. С. Ю. Витте дал заключение, что виноваты центральное управление Министерства путей сообщения и инспектор императорских поездов. Царский поезд был прицеплен к товарному паровозу. От несвойственной для него большой скорости паровоз стал сильно качаться, в результате чего оказался выбитым рельс — и поезд упал под насыпь.

Случившееся не могло не повлиять на царя и его близких: ведь буквально на их глазах погиб лакей, подававший Александру III сливки (к гурьевской каше), погибла и лежавшая у ног государя собака. Также не спаслись четыре официанта, находившиеся в вагоне-столовой (за перегородкой). Иначе как Божьим Промыслом объяснить случившееся не мог ни сам государь, ни его близкие. Они решили следовать от места катастрофы в Москву, где 20 октября был устроен благодарственный молебен по случаю спасения: семья поклонилась Иверской иконе Божьей Матери, помолившись в Чудовом монастыре и в Успенском соборе Кремля. Только после этого император отбыл в Гатчину — не заезжая в Петербург. А 23 октября был обнародован высочайший манифест, в котором все подданные извещались о случившемся в Борках. «Промысл Божий, — говорилось в манифесте, — сохранив Нам жизнь, посвященную благу возлюбленного Отечества, да ниспошлет Нам и силу верно совершить до конца великое служение, к коему Мы волею Его призваны». О Промысле упоминалось в связи с горячими молитвами о самодержце, которые ежедневно возносили «тысячи тысяч верных сынов России», — тем самым указывалось на существующую между монархом и его народом связь.

Как повлияло случившееся на двадцатилетнего наследника? Безусловно, катастрофа навсегда осталась в его памяти. Он, как и все другие, воспринимал спасение как явленное чудо. С тех пор все члены царской семьи имели образки Спасителя, специально изготовленные в память пережитой катастрофы. Безусловная надежда на помощь Всевышнего после событий 17 октября 1888 года лишь укрепилась. Ежегодно в Петербурге отмечалась годовщина «чудесного явления Промысла Божия над Русским Царем и всею Его Семьей, при крушении императорского поезда близ ст. Борки». Столица украшалась флагами, иллюминировалась. Даже в октябре 1894 года, когда страна ежедневно читала бюллетени о стремительно ухудшавшемся здоровье императора Александра III, торжества хотя и по сокращенной программе, но все-таки состоялись. В столице в память об этом событии освятили часовню при церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы на Загородном проспекте.

Так Борки стали своеобразным символом явленной Божьей милости: позднее на месте крушения поезда была воздвигнута красивая часовня; при проезде государя в ней всегда служили молебен. Последний такой молебен в присутствии императора Николая II состоялся 19 апреля 1915 года, когда монархии оставалось жить менее двух лет… Трудно сказать, что цементирует веру, но, безусловно, в судьбе любого человека есть знаковые события, суммирующие все то, что он знал «теоретически». С тех пор Николай II на опыте познал, что такое Божья милость. Дальнейшие события жизни последнего царя лишь укрепили это знание…

Жизнь продолжалась, продолжалось и обучение наследника. Традиционно итогом этого обучения должно было стать большое путешествие — для ознакомления с собственной страной и со странами мира. Несмотря на то что императрица-мать первоначально не поддерживала эту идею, вопрос был решен в пользу путешествия. За несколько дней до того, как цесаревич отправился в дальние страны, граф С. Д. Шереметев случайно столкнулся в коридорах гатчинского дворца с его воспитателем Хисом. Граф сказал ему, что для наследника на первом плане должна быть Россия. На это англичанин ответил, что «считает эту поездку началом последующих поездок по России; говорил о своем разговоре с цесаревичем, что он советовал ему не ограничиваться внешностью и официальностью, и в Сибири старался бы вникнуть глубже, что цесаревич сам этого желает». Получение наследником таких советов от англичанина — само по себе показательно (неслучайно Шереметев, называя Хиса человеком хорошим, сожалел, что воспитателем цесаревича был иностранец). Но дело не только в этом. Как не ограничиться «внешностью и официальностью», Хис, да и сам Николай Александрович представляли плохо; к тому же поездка по России предполагалась на заключительной стадии путешествия. Из иностранных государств последней в списке была Япония. Как вспоминал С. Ю. Витте, мысль отправить цесаревича на Дальний Восток «явилась у императора Александра III». Витте считал, что это путешествие наложило «на будущего императора известную тенденцию, которая фатально отразилась на всем его царствовании».