Георгий Миронов - Планета Дато

Применительно к пейзажу он открыл для себя главное: хочешь понять жизнь – всматривайся в искусство, хочешь понять искусство – изучай жизнь. Вот почему в работах Дато природа так узнаваема и так неожиданна! Чтобы писать те пейзажи, которые писал Дато, мало быть просто наблюдательным человеком.

Ф.М. Достоевскому приписывается знаменитый афоризм о том, что красота спасёт мир. Но чтобы красота спасла мир, нужно, чтобы её все увидели. Художники будят в людях чувство красоты, спрятанное в глубине души каждого человека. Чтобы достучаться до души каждого, нужно обладать очень высоким пониманием красоты.

Но что есть красота, как не гармония? И понять красоту столь глубоко, чтобы будить потом красоту в других людях, может лишь человек поистине гармоничный: свободный в мышлении, чистый, красивый, добрый, настоящий… Дато, думаю, был именно таким. Вот почему столь разные люди на выставках его произведений, в его Музее так быстро откликаются на его голос.

Говорят, лучшую прозу пишут поэты. Можно сказать, что и лучшие пейзажи пишут поэты. Но самые лучшие пейзажи всё-таки пишут философы. Ибо часть природы, живущей вне нас, они превращают в часть нашей души. Редко в живописце сочетаются философ и поэт. Если такое происходит, рождается настоящий пейзажист. Пейзажи Дато заставляют радоваться глаз, но одновременно они заставляют трудиться ум и душу. И осуществляется высшая миссия искусства!

О том, что сочетание поэтичности и философичности в пейзажах Дато не случайность, а ещё одно проявление его поразительной гармоничности, свидетельствуют и его стихи.

Когда рассматриваешь картины, рисунки Дато, читаешь его стихи, возникает ощущение, что он знал язык природы, умел разговаривать с птицами, морем, облаками, чинарами… Не иначе, как любимые им чинары с проспекта Шота Руставели, где в доме над “Водами Лагидзе” прошло детство, рассказали ему драматическую философскую притчу, лёгшую в основу его стихотворения “Листья”.

Ещё Леонардо да Винчи писал: живопись – это поэзия, которую видят, а поэзия – живопись, которую слышат.

Давайте вслушаемся в тему природы в изобразительном творчестве Дато. Первое, что бросается в глаза, – пейзажные работы Дато очень воздушные, мягкие, приглушённые по цвету.

Невольно вспоминается притча о древнем художнике, который сказал ученику, написавшему чересчур разнаряженную богиню Елену: “Ты не умел написать её прекрасной, а потому и написал её богато одетой”.

К пейзажной живописи эта притча имеет самое непосредственное отношение. Ибо чрезмерно богатой пишут природу те, кто не может написать её прекрасной. Лаконичность – и в живописи, и в графике, – отличительная черта пейзажей Дато. Какая изысканная архитектоника в его рисунке “Церковь”! А “Дом”? – Старый истинно грузинский дом показанным нам художником фрагментом занимает всё пространство, здесь иной, не божественный, а земной ритм. Хотя усиленность вертикальных линий словно раздвигает пространство, дом вырывается из заданной мастером композиции…

А набросок “Арба”, – всего несколько штрихов, рождающих и образ, и ряд ассоциаций, и национальный символ. Иногда Дато для размышлений об огромности и красоте мира достаточно совсем небольшого пространства. “Конюшня лесника в Нукриани” – сочная, свободная по манере работа маслом, колоритная, богатая по цвету, по изящной игре приглушённых световых пятен, чем-то напоминающая пейзажи с хижинами великого француза Гюстава Курбе. А вот “Амбар”, словно продолжение любимой темы Дато (старые строения), – эта работа маслом так же празднична по цвету и так же безлюдна… Но здесь уже иной цветовой поиск, попытка создать настроение не статичными цветовыми пятнами, а вибрирующими мазками белого на амбаре, на заборе…

И снова лаконичный набросок – “Хижина”, где так мало использовано изобразительных средств и так много вложено мысли, души, настроения… А вот и вовсе притча: “Пейзаж с калекой”. На первый взгляд – просто зарисовка. Но “вчитаемся” в её ритм: старый покосившийся калека-дом, старый, “покосившийся” калека-хозяин. За долгие годы люди становятся похожи на свои дома, живущие с людьми животные – на своих хозяев (вспомним зарисовку Дато “Я и моя друзья в будущем” – старый охотник на старой лошади, старая собака бредёт рядом, и все так похожи друг на друга!)… Всё так. На уровне наблюдения – точно. Но на уровне обобщения здесь, думается, ещё глубже – и дома, и деревья, как и люди, имеют свою судьбу и свою душу, они так же как люди страдают, пока живы, и так же умирают… Как и человек, природа может радоваться, печалиться, тревожиться. Одна из самых тревожных работ Дато, где ощущение тревоги передаётся чисто живописными средствами, – “Базилика. Тондо”. Жёлтые, серые, синие тона наложены густо, пастозно, рельефно.

Свою живописную роль играет и проступающая сквозь краски жёсткая металлическая текстура поверхности дна старого ведра (появился замысел, а другой основы у Дато под рукой не нашлось, – рассказывали родные). Чистый пейзаж – “Гамбори” – без людей и строений – редкость в творческом наследии Дато.

И здесь он не ограничивается решением чисто формальных задач (хотя надо отдать должное мастерству, с которым передано мерцание голубовато-зеленоватых тонов прозрачной акварельной дымки, мастерству ритмической организации пространства через чёткое чередование плоскостей), – достаточно задержаться у этой работы чуть подольше, и начинаешь испытывать сострадание к земле. Всего-то, казалось бы, горы… Овраги… Ничего не происходит перед нами. А внутри нас? Какие-то пласты переворачиваются в душе – художник сумел вызвать сочувствие к земле…