Юрий Скуратов - Кремлевские подряды «Мабетекса». Последнее расследование Генерального прокурора России

Неоднократно повторял и заявляю еще раз, что свою задачу как прокурора я видел не в сборе и распространении компромата, а в реагировании на любые факты нарушения закона, в том числе и со стороны высокопоставленных чиновников. Как мог, я пытался решить эту задачу, и лучшее тому свидетельство — не мифические чемоданы компромата, а реально возбужденные по моей инициативе уголовные дела, расследуемые в настоящее время Генеральной прокуратурой, несмотря на активное и откровенно циничное противодействие.

Хочу особо подчеркнуть, что, опираясь на вашу поддержку, я боролся не за себя. Никаких правонарушений, а тем более преступлений я не совершал. И поэтому моя совесть чиста. И сегодняшнее мое выступление лишь подчеркивает, что моя основная забота — судьба Российской прокуратуры и тех особо значимых уголовных дел, которые я возбудил ценой своей карьеры. В этой связи я обращаюсь к членам Совета Федерации с просьбой сделать все, чтобы Генеральная прокуратура вышла из того состояния, в котором она находится сейчас, когда ключевые посты в ней занимают люди, действующие по принципу «чего изволите», когда честные, принципиальные и грамотные работники либо изгоняются, либо остаются не у дел.

Принципиальная позиция Совета Федерации не позволила учинить расправу надо мной, как бы этого не добивались инициаторы моей травли. Бессмысленность попыток опорочить меня, обвинить в совершении преступления давно уже для всех очевидны. Надеюсь, что та поддержка, которую вы оказывали мне, требования неуклонного соблюдения закона, послужат надлежащей гарантией от возможных попыток преследования меня в будущем в какой бы то ни было форме.

Нужно сделать все, чтобы дать возможность прокуратуре завершить уголовные дела о коррупции в высших эшелонах власти. Для этого необходимо не только активизировать работу антикоррупционной комиссии Совета Федерации, внести поправки в Конституцию, а, возможно, и принять закон, определяющий специальный порядок расследования этих дел под парламентским контролем. И, безусловно, крайне важно назначить неангажированного, грамотного и порядочного Генерального прокурора России.

С этой высокой трибуны хотел бы также поблагодарить тысячи соотечественников, которые переживали за мою судьбу, поддерживали и верили в меня.

Благодарю за внимание.

После заседания Совета Федерации я связался с Устиновым и сказал ему, что хотел бы попрощаться со своими бывшими сослуживцами, с теми, с кем бок о бок работал эти три с половиной года жизни. Честно говоря, я особо не надеялся на его разрешение: в памяти еще стоял эпизод, как меня, после выигранных мною судебных дел, не пускали на работу. Но, к удивлению, Устинов возражать не стал:

— Хорошо, приходите завтра к десяти утра.

На следующий день я приехал в Генпрокуратуру пораньше, зашел сперва к Устинову, в свой бывший кабинет. За несколько минут до десяти попрощался с ним и направился в конференц-зал, в последний раз…

Я заходил в этот зал, может быть, тысячи раз. Отчетливо помню свое первое там выступление в качестве Генпрокурора. Это было сразу же после моего назначения в Совете Федерации. Был теплый солнечный день. Расстояние от Совета Федерации до Генпрокуратуры — каких-то 100–120 метров — я решил пройти тогда пешком. Я шел, а вокруг меня теснились многочисленные телеоператоры, с удивлением останавливались прохожие… Зал был забит битком, люди стояли в проходах… Да, ярким, запоминающимся было начало…

И вот — завершение. Каким оно будет?

Я вошел в зал. С высоты на меня торжественно и сурово глядели российские генерал-прокуроры, портретная галерея которых была восстановлена по моему распоряжению. Не без волнения я увидел, что зал практически полон: пустовали лишь несколько мест в первом ряду — там по традиции садились наиболее приближенные Генпрокурору чины. Как мне позднее рассказывали, объявления о прощаниии со мной по зданиям Генпрокуратуры заранее сделано не было, в основном сработало так называемое «сарафанное» радио. Люди боялись идти, переспрашивали: «А ты к Скуратову пойдешь?..»

Сам Устинов и некоторые его заместители на прощание не пришли, да я их особенно и не ждал. Пришли все те, кто как мог поддерживал меня в трудные дни — и это было для меня самое важное.

Я поднялся на трибуну. Несчетное количество раз выступал я и в гигантских, рассчитанных на тысячи человек помещениях, и в залах камерных, на пару десятков человек. И всегда чувствовал свою аудиторию. На этот раз в зале витало ощущение грусти. Смятенные чувства владели и мною: понимают ли сидящие в зале, почему я пошел на обострение с властями, почему я выбрал именно такой путь?…

Говорил я минут пять, вряд ли больше. Слова были простые, как мне показалось, искренние, и шли они от сердца. Я сказал, что мы неплохо поработали все вместе, немало что сумели сделать. Поблагодарил их за поддержку в трудные минуты, извинился за те случаи, когда был не прав…

Пожелав всем присутствующим удачи и успехов, я, чтобы не дать волю подкатившим к горлу чувствам, быстро вышел из-за трибуны и сошел со сцены. Все стали, зааплодировали. Не оборачиваясь, я покинул зал, а затем и здание Генпрокуратуры… Уже навсегда…

Совестью я не кривил, взяток не брал, закону служил честно. Несмотря на высокую должность, не превратился в чинушу, дверь моего кабинета была всегда открыта. Поэтому самое главное — уважение коллег — осталось за мной.

Я ушел победителем, стыдиться мне не за что…