Алексей Попов - 15 встреч с генералом КГБ Бельченко

Как я уже говорил, несмотря на бедность, мой отец и дед были грамотными людьми. Что удивительно, мама моя была неграмотной, хотя и происходила из зажиточной семьи. Но это вполне объяснимо. Она являлась самой старшей из детей, и вся работа по хозяйству была на ней. Да и не было принято давать девочкам образование.

Будучи неграмотной, моя мама, Анастасия Федоровна, как могла, помогала мне овладевать азбукой. Некоторые буквы она все-таки знала, рисовала на бумаге большую печатную букву «А» и говорила: «Это кровля от крыши». Буква «О» — бублик, буква «С» — половина бублика. Она всегда говорила нам: «Учитесь, чтобы не крутить хвосты быкам». Означало это следующее. Чтобы поднять лежащих быков, которые были только у помещика, надо было крутить им хвосты.

Для того чтобы появлялись в семье хоть какие-то деньги, мама продавала на рынке либо молочные продукты, либо кур, либо уток и выручала маломальский доход. Хлеба своего отец никогда не продавал. Он подрабатывал извозом: осенью и зимой возил зерно помещиков на ссыпной пункт в Запорожье.

Когда началась Первая Мировая война, моего отца мобилизовали в армию и направили на фронт. Для семьи это была большая беда. Даже я, 11-летний мальчишка, понимал это. По возрасту имея «белый билет», отец попал не в первую, а во вторую мобилизацию на Румынский фронт и служил в обозе. Подвозя к передовой боеприпасы, отец нередко попадал под артиллерийские обстрелы неприятеля. На его глазах погибали люди и лошади. Короче говоря, это был тяжкий труд солдата. Во время одного из таких обстрелов отец был контужен. Однако в госпиталь его не положили. Тогда, как правило, контуженые не относились к числу тяжелораненых.

Отец вернулся в 1917 году, вернее, начальник отпустил его на две недели домой в связи с тяжелым положением семьи. Как раз в это время разворачивались революционные события, и отец не счел нужным, как и многие другие, возвращаться на фронт. Дух и политика революции ему были близки, тем более крестьян наделили главной прерогативой сельского хозяйства — землей. Надо сказать, что в революцию 1905 года он вместе с другими односельчанами выступал против помещиков.

Армия распалась, царя не было, и это не считалось дезертирством. Никого не арестовывали. Но фронтовики вели себя по-иному, они принесли в село новый дух. Многие из них принесли с собой винтовки. Они прошли горнило войны, знали на собственном опыте, что это такое. Рассказывали нам о своих бедах, о больших потерях на фронте. Многие пришли с фронта без ног, без рук, все это было наглядно, и поэтому у нас, возможно, даже неосознанно пробуждалась ненависть к царскому режиму.

Пока отец был на фронте, мама нас воспитывала, следила за тем, чтобы мы хорошо учились, прививала любовь к труду.

Четвертый класс сельской школы я закончил в 1915 году. Запомнился эпизод, связанный с Законом Божьим. Этот урок мы изучали с неохотой, преподавал священник. Дело подходило к выпускным экзаменам. У меня по всем предметам были пятерки. На носу — Закон Божий. Я про себя думал: если вытяну билет по Новому Завету, безусловно отвечу, а Ветхий Завет знал хуже.

Во время экзамена был небольшой перерыв. Все вышли из класса, в том числе и комиссия, а мы с моим одноклассником Белоконовым Иваном остались. Используя этот удобный момент, я быстро перебрал лежащие на столе билеты и выбрал билет с вопросом «Сотворение мира и человека». Мой одноклассник тоже нашел для себя приемлемый вариант. Я, недолго думая, послюнявил палец и прижал его к билету, оставив на нем еле заметный след. Только я закончил эту операцию, открылась дверь и вошла комиссия.

Первым по алфавиту вызвали меня, поскольку в классе не было учеников с фамилией на «А». Я подошел к столу, взял свой билет и начал «чесать» как стихотворение. Все остались довольны моим ответом, в итоге — «отлично».

Я успешно окончил школу с похвальным листом. Мама спросила:

— Что будем делать дальше?

— Наверно, надо учиться.

— Я тоже так думаю.

— А как же вы одна будете? — Мы родителей всегда называли на «вы».

— Ничего. А куда бы ты хотел?

— Или в Широкое, или в Сурско-Михайловку. У моей бабушки, второй жены моего деда Андрея, в Сурско-Михайловке жил родственник по прозвищу «Губернатор». Так созрело решение поехать в Сурско-Михайловку, которая находилась в 12 километрах от нашего села.

Здесь я хочу отметить, что мой дед Андрей Федорович после смерти любимой всеми бабушки Варвары женился во второй раз. В честь бабушки мои родители первую дочь назвали Варварой.

Сначала дед хотел жениться на соседке, вдове по имени Калина, но отказался от этой мысли после разговора со старшим сыном — моим отцом.

— Я хочу жениться на Калине, — сказал дед.

— Ну что вы, у нее трое детей, да нас сколько. Мы не потянем такую большую семью.

— Так ведь у нее земля есть. И потом, ее сыновья уже работают, так что справимся.

Но, несмотря на все убеждения, отец мой остался непоколебим, категорически возражая против этой женитьбы. Разъяренный дед взял в углу старый сапог и запустил в отца, попал в нос и перебил его, сам того не ожидая. Обычно они всегда жили дружно, но в тот момент дед был настолько озлоблен на старшего сына за нежелание его понять, что не заметил, как вышел из себя.

Отец вынужден был поехать в больницу, где ему нос забинтовали. Как напоминание об этом случае, у отца на носу осталась горбинка.

Так дед и не женился на Калине, а женился на другой женщине. Мы ее все очень полюбили, она была доброй, относилась к нам с вниманием. Почему-то я был ее любимым внуком.

В Сурско-Михайловке новые родственники нас с мамой приняли хорошо. Там было двухклассное земское училище. «Губернатор» нам сказал, что директора училища зовут Алексей Маркович и он его знакомый. Я даже не исключаю, что «Губернатор» предварительно поговорил с ним обо мне.

Мы пошли к директору. Мама с Алексеем Марковичем побеседовала, попросила принять меня в училище, показала похвальный лист. Алексей Маркович был очень любезен, посмотрел похвальный лист и сказал: «Молодец». Потом он спросил: «А где же он будет жить?» Мама моя, предполагая возникновение подобного вопроса и обдумав его заранее, сказала: «Я думаю, что у «Губернатора». Алексей Маркович, видимо, чувствуя, что вопрос будет решен положительно и с кое-какой выгодой для него, в конце концов сказал: «Что ж, я готов принять его». Затем он объяснил, когда начинается учеба, какие учебники будут нужны. Я записал в тетрадке названия учебников. Напоследок он сказал: «1-го числа — учеба».

Мама тут же принесла двух уток, которых заблаговременно захватила с собой. Алексей Маркович взял их и поблагодарил ее.

Мама сообщила «Губернатору», что меня приняли в училище, и спросила, можно ли будет мне у них пожить. «Губернатор» задумался, потом сказал: «Я думаю, что да».