Сергей Ильин - Витте

13 декабря министерство С. Ю. Витте вынесло единогласное постановление, отклонявшее законопроект главного военного прокурора. Исключительно по этой причине он не сделался тогда законом — как знать, что бы с ним сталось, попади он в Государственный совет, а затем на подпись императору. Правительственная мемория с отрицательным мнением по законопроекту о введении военно-полевого судопроизводства была выработана в самый разгар московского вооруженного восстания.

В ноябре 1905 года положение в Москве уже приняло опаснейший оборот. 20 ноября премьер-министр потерял связь с Первопрестольной — на московский телеграф явились забастовщики, сняли караул и разогнали персонал. Когда С. Ю. Витте потребовал усилить охрану телеграфа, ему ответили: не ранее, как вернутся войска из Маньчжурии. Московский градоначальник барон Г. П. Медем расписался в собственном бессилии остановить революцию, направив министру внутренних дел прошение об отставке. На полях прошения барона император Николай оставил меланхолическую пометку: «Грустно».

Более всего С. Ю. Витте волновала неопределенность. Он не имел достоверных сведений о том, каковы планы, намерения и силы местных революционеров. Но он знал совершенно точно: в Москве — опасная слабость правительственной власти. Должность московского генерал-губернатора в октябре — ноябре 1905 года занимал П. П. Дурново, однофамилец министра внутренних дел. Граф И. И. Толстой был неоднократным свидетелем того, как на заседаниях кабинета С. Ю. Витте нападал на П. П. Дурново за бездеятельность и призывал министра внутренних дел присоединить свой голос к его, графа С. Ю. Витте, представлениям императору о необходимости немедленно сменить московского генерал-губернатора, пока не случилось большой беды. «П. Н. Дурново, хотя и не особенно энергично защищал последнего, но от совместного воздействия на решение Государя отказывался, — пишет И. И. Толстой, — так что на меня, например, роль его в этом вопросе производила такое впечатление, что он не был согласен с резкостью нападок графа С. Ю. Витте, дипломатично ссылаясь на то, что выбор генерал-губернаторов всецело зависит лично от Государя и что, пока Его величество не выражает неудовольствия их действиями, неудобно подымать вопрос о их замене другими лицами» 108. Как видно, министр внутренних дел в этом деликатном вопросе проявил полезные качества ловкого царедворца, которых так не хватало председателю правительства.

«В Москве — полная анархия власти… Крайне важно скорейшее прибытие нового генерал-губернатора», — убеждал С. Ю. Витте царя. Кандидатура на смену бездеятельному П. П. Дурново председателем Совета министров была заблаговременно подобрана. Московским генерал-губернатором предстояло стать вице-адмиралу Ф. В. Дубасову. Он заслужил репутацию человека решительного, твердого, самостоятельного, в высшей степени порядочного и без палаческих наклонностей. «Он не орел, — для того, чтобы что-нибудь усвоить, ему требуется довольно много времени, но раз он усвоил, сообразил, — тогда он крайне тверд в своих решениях», — отзывался С. Ю. Витте о Дубасове 109.

В годы Русско-турецкой войны 1877–1878 годов Ф. В. Дубасов, будучи старшим офицером яхты «Славянка», совершил выдающийся подвиг: во время атаки русских минных катеров на турецкий монитор «Сенфи» он собственноручно поразил вражеский корабль ручной миной. После войны Ф. В. Дубасов командовал военными судами, служил морским агентом (атташе) в Берлине. В 1896 году он получил назначение на должность младшего флагмана русской Тихоокеанской эскадры и два года спустя занимал Квантунский полуостров и Порт-Артур. Ф. В. Дубасов критически отнесся к оккупации Квантуна, предвидя отрицательные последствия такого шага. Неудивительно, что вскоре он оказался как бы не у дел. О его талантах вспомнили, когда наступили драматические события осени 1905 года.

Как могло случиться, что дело дошло до организованного (правда, плохо) вооруженного восстания против существующего строя в Москве и чрезвычайных революционных эксцессов в Прибалтике и Сибири? И современники, и позднейшие исследователи отвечали на этот вопрос примерно одинаково: во-первых, причиной тому крайняя растерянность и страх властей всех уровней и, во-вторых, отсутствие единства в деятельности центрального правительства. Премьер-министр не обладал необходимой полнотой власти в стране. Он не имел права смещать с должности глав местных администраций; армия ему вообще не подчинялась, а только полиция, но она была в ноябре — декабре в значительной степени деморализована.

Самое интересное заключается в том, что С. Ю. Витте вовсе не стремился к расширению своих властных полномочий. Когда в комиссии Д. М. Сольского обсуждались проекты закона о Совете министров, в одном из таких проектов за председателем правительства резервировался необычайно широкий объем прав. Он мог, например, при наличии исключительных обстоятельств требовать от всех должностных лиц обязательного исполнения своих распоряжений. «Эту статью поддержать не могу. Это — диктатура», — написал С. Ю. Витте на полях документа 110. Вообще он совершенно искренне говорил и писал, что лучше революционные эксцессы предотвращать своевременными и разумными мерами, нежели потом подавлять путем вооруженного насилия. Так было и в Москве.

Еще в октябре при Московском комитете Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) была образована боевая группа специально для подготовки вооруженного антиправительственного восстания. Эта группа формировала боевые дружины из рабочих, вооружала их и обучала тактике ведения уличных боев. Учебные пункты боевых дружин имелись в училище Фидлера на Чистых прудах, в Высшем техническом училище и других местах. Для боевиков издавались учебные пособия: «Знакомство с взрывчатыми веществами», «Обращение с огнестрельным оружием», «Краткое руководство к уличному бою».

Сильные вооруженные отряды были созданы революционерами на текстильной фабрике Э. Цинделя, мебельной фабрике Н. П. Шмита, при Миусском трамвайном парке, на заводах Гужона и Бромлея, Прохоровской Трехгорной мануфактуре. Дружинники трамвайного парка обучались боевому мастерству на собственном стрельбище в Сокольниках. К началу декабрьских событий в Москве в списках боевых дружин насчитывалась примерно тысяча смелых и решительных бойцов.

Московские социал-демократы, и в первую очередь большевики, организовали сбор денежных средств на вооруженное восстание. 15 тыс. руб. было получено от писателя Максима Горького, 20 тыс. дал студент физико-математического факультета Московского университета, владелец первоклассной мебельной фабрики Н. П. Шмит. Денег, однако, не хватало, поэтому вооружение будущих повстанцев было самое примитивное — в основном револьверы разных систем и немного винтовок магазинного типа с ограниченным числом патронов. Лучше всего была вооружена дружина фабрики Шмита, имевшая в своем арсенале многозарядные пистолеты «маузер» и винтовки системы «винчестер», которые легко было спрятать под одеждой. Тем не менее на победу без войска в борьбе за свержение надоевшего всем самодержавия рассчитывать не приходилось. Московские большевики это хорошо понимали — среди солдат довольно многочисленного московского гарнизона распространялась революционная литература. Пропаганда и агитация приносили свои плоды. В воинских частях шло глухое брожение, достигшее кульминации 2 декабря, когда произошли крупные волнения во втором гренадерском Ростовском полку.