Федор Бурлацкий - Мао Цзэдун и его наследники

Весьма красноречив ответ З. Бжезинского. Он как будто бы принимает платформу борьбы против «гегемонизма» как общую для КНР и США. З. Бжезинский отметил: «Наше обязательство дружбы с Китаем базируется на общей заботе и исходит из долговременного стратегического соображения. США не рассматривают свои отношения с Китаем как какую-нибудь тактическую целесообразность. Мы осознаем и разделяем решимость Китая сопротивляться усилиям любой страны, направленным на установление глобальной и региональной гегемонии… Народы мира стремятся к государственному суверенитету и соблюдению прав человека. В связи с чем мы уверены в том, что никакая попытка установить гегемонию в таком мире не удастся. Наша цель и решимость тоже подводят солидную базу под такую уверенность». 3. Бжезинский после своего визита в Китай, как пишет японская газета «Акахата», «выразил активную поддержку курса Пекина, проводящего специфическую стратегию в отношении СССР, и подчеркнул единство политики Пекина и США в этом вопросе».

Так становится явным то, что скрывалось за дымовыми завесами слов о принципиальной борьбе КНР против гегемонизма «великих держав» — США приглашаются на роль потенциального союзника в борьбе против самих себя…

Агрессия Китая против Вьетнама придает особенно зловещий характер политике КНР в Азии и в других регионах современного мира. Поощряя Пекин на подобные действия, правящие круги Запада играют с огнем, поскольку ставят на карту стабильность всей системы международных отношений и судьбы мира.

Какова политическая плата за экономическую и военную поддержку КНР со стороны стран Запада? В эту плату, по-видимому, входит самая активная защита Китаем НАТО, выступления на стороне реакционных сил в Анголе, братание с режимом Пиночета в Чили, борьба против коммунизма в Португалии, как, впрочем, и во всей Западной Европе, насаждение так называемых «марксистско-ленинских» партий, выступающих против коммунистических партий, нападки на политику разрядки напряженности и всю миролюбивую внешнюю политику СССР, всего социалистического содружества, на международное коммунистическое движение.

После смерти Мао Цзэдуна пекинские руководители оказались перед историческим выбором: каким путем идти во внешней политике?

Один путь — полное восстановление дружбы и сотрудничества с СССР и другими странами социализма. Это естественный путь для страны, если она хочет возвращения на рельсы социалистического строительства, страны, заинтересованной в бескорыстной помощи и сотрудничестве для модернизации своей экономики. Судя по всему, они безусловно отвергли этот путь.

Другой путь — это путь «моста» между двумя мировыми системами, о котором писал еще Мао Цзэдун. Это путь лавирования между СССР и США, путь извлечения экономических и политических выгод посредством игры на противоречиях двух мировых систем. Судя по всему, они отвергли и этот путь.

Наконец — путь, которого Китай придерживался в последние 15 лет, — сближение с капиталистическим Западом на платформе совместной борьбы против мирового социализма. Судя по всему, они утвердились на этом пути.

Оставим в стороне моральные оценки по поводу двух последних вариантов — они очевидны. Возьмем за основу модель прямой национальной выгоды Китая, предложенную Мао Цзэдуном. Не будем при этом закрывать глаза на простой, хотя и негативный, по сути, факт: второй и в особенности третий путь способны принести Китаю на определенном этапе экономические, а возможно, и политические дивиденды. Но как это скажется в будущем?

Приведет ли это к укреплению независимости Китая или поставит его в зависимость — глубокую и жесткую — от Запада? Найдет ли Китай подлинных союзников среди стран капиталистического мира или напрасно растеряет своих естественных союзников на другой стороне социального барьера? Будет ли такая социально-политическая ориентация совместима с действительной борьбой за социализм в современном Китае? Официальный Пекин не может не задумываться над этими вопросами, над которыми задумывался Мао Цзэдун еще двадцать лет назад.

В свете последних событий особенно наглядна вся дальновидность и принципиальность позиции Советского Союза, которую определил XXV съезд КПСС — готовность улучшить отношения с КНР — и не только на максимально желаемом, но и на минимально возможном уровне. «Мы готовы нормализовать отношения с Китаем на принципах мирного сосуществования, — говорил Л. И. Брежнев. — Более того, можно с уверенностью заявить: если в Пекине возвратятся к политике, действительно основанной на марксизме-ленинизме, откажутся от враждебного социалистическим странам курса, станут на путь сотрудничества и солидарности с миром социализма, то это найдет соответствующий отклик с нашей стороны и откроется возможность для развития добрых отношений между СССР и КНР, отвечающих принципам социалистического интернационализма. Дело за китайской стороной» 3 .

Прошло совсем немного времени после кончины Мао Цзэдуна. Пока еще рано судить, а тем более делать окончательные выводы относительно направления внутренней и внешней политики, проводимой наследниками Мао, об их отношении к идейному и политическому наследию покойного председателя КПК. И все же некоторые тенденции уже наметились с большей или меньшей определенностью.

Первый — наиболее очевидный вывод, который напрашивается сам, заключается в тщетности надежд на то, что кончина «великого кормчего» приведет к укреплению единства его преемников. Как известно, Мао Цзэдун проделал гигантскую по своим масштабам и усилиям и неслыханную по своей жестокости работу, направленную против всех тех, кого хотя бы в малейшей степени можно было заподозрить в оппозиционных настроениях к его идеологии, политике, к его культу. Вся «культурная революция», с ее драматическими последствиями для политической системы, для высшего руководства, для всей партии, для всего китайского народа, имела в качестве одной из своих главных целей гарантировать при жизни и после смерти Мао полную ликвидацию оппозиционных сил, обеспечить единство на платформе «идей Мао Цзэдуна».

Мы видим теперь, насколько иллюзорна была эта надежда, насколько безрезультатны гигантские усилия и жертвы. Смерть Мао Цзэдуна привела к самому острому столкновению сил на политическом Олимпе Китая. Идейная платформа маоизма, точно так же как и те «одиннадцать великих политических кампаний», о которых упомянул Хуа Гофэн на XI съезде КПК, не создали даже минимальной гарантии против нового тура острой борьбы за власть, за влияние, а также вокруг проблем идеологии и политики.

Второе и в определенной степени сенсационное событие — катастрофическое крушение «леваков» — именно тех руководителей, которые стояли ближе всего к Мао Цзэдуну. Поражение «банды четырех» — это поражение людей, оказавших едва ли не самое сильное влияние на Мао Цзэдуна в последние 10 лет. Вдова и зять Мао, его выдвиженцы периода «культурной революции» — Ван Хунвэнь, Чжан Чуньцяо, которому Мао Цзэдун доверил доложить о новой конституции КНР 1975 года, — были опорой опор экстремистской внутренней и внешней политики Мао Цзэдуна. И именно на них обрушился первый удар в борьбе за наследие Мао.