Николай Молчанов - Генерал де Голль

Генерал де Голль берет слово последним и, не повышая тона, решительно клеймит алжирских мятежников, «глупых и преступных». Он констатирует бездействие военных. «Военные, — говорит он, — не хотят алжирской политики де Голля. Отсюда слабость командования». Он отвергает предложение воздержаться «от пролития крови», ибо армия и существует для того, чтобы проливать кровь, тем более что она уже пролилась. Он твердо заявляет: «Те, кто поднял оружие против государства, не могут быть оправданы… Государство не отступит, и установленная политика не может быть изменена. Предлагают контакты с бунтовщиками? Ни за что!.. Надо положить конец колебаниям ответственных лиц. Если Шаль не решится действовать, он будет заменен. Восстание будет подавлено. Я не откажусь от высшей ответственности, которой я облечен. Я ушел в 1946 году, ибо считал, что Франция могла обойтись без меня. Ныне Мне предстоит выполнить особую миссию».

В лихорадочные дни «недели баррикад» де Голль видит колебания, малодушие самых близких помощников, старых голлистов, занимавших ответственные посты, таких, например, как генеральный делегат в Алжире Делуврие и другие. На президента пытаются оказывать всевозможное давление, взывают к его гуманности. Старый однокашник де Голля по Сен-Сиру маршал Жуэн просит принять его. «Ты их не понимаешь, — говорит он де Голлю. — Ты не должен приказывать стрелять. Это безумие. Ты не знаешь Алжир… Они, как обычно, разойдутся, чтобы выпить анисовой водки…»

«Я защищаю государство, — отвечает президент. — . Я всегда утверждал, что Алжир сам решит вопрос о своем будущем. Я не могу допустить этого восстания. Я раздавлю его». Постепенно разговор становится все громче. Собеседники переходят на армейский жаргон, и сотрудники Елисейского дворца со страхом слышат раскаты генеральской брани, доносящиеся из президентского кабинета. Столь же громкие беседы происходят в эти дни с Дебрэ, с генералом Массю. В последнем случае адъютант даже вызвал охрану…

29 января в восемь часов вечера французы видят де Голля на экранах своих телевизоров. Президент говорит, что сегодня он в военной форме, дабы подчеркнуть тот факт, что он выступает не только как глава государства, но и как генерал де Голль. Прежде всего он вновь подтверждает принцип самоопределения Алжира. Он осуждает мятежников, этих «лжецов и заговорщиков». Он обращается к армии и напоминает о ее долге и запрещает любому солдату «даже пассивно» объединяться с заговорщиками под страхом сурового наказания. Он требует от военных восстановить порядок любыми средствами. И он. высказывает лестные фразы в адрес армии, говорит о том, как он «уважает и любит» ее солдат, как он ценит их заслуги. Он заканчивает следующими словами: «В силу мандата, который дал мне народ, и национальной законности, которую я воплощаю двадцать лет, я прошу всех поддержать меня, что бы ни произошло».

Эта формула обращения де Голля к французам весьма знаменательна. И в этот критический момент он остается верен себе. Де Голль призывает не просто к борьбе против «ультра»; он требует поддержать именно его в этой борьбе. Это типично голлистский тактический прием, который он использует на всем протяжении своей политической деятельности. 18 июня 1940 года он также призывал в первую очередь объединиться вокруг него, а не просто вести борьбу с врагом. Не доверяя народу. он не хотел его самостоятельных действий. Всегда, во всех случаях народ должен полагаться на него, на де Голля. Но во время «недели баррикад», как, впрочем, и в 1940 году, демократические силы, еще не услышав призыва де Голля, самостоятельно вступили в борьбу. Если в 1940 году они развернули героическое внутреннее Сопротивление, то теперь они с небывалым размахом начали борьбу за мир в Алжире на основе самоопределения, борьбу против ультраколонизаторов. Компартия Франции, которая уже несколько лет настойчиво добивалась мира в Алжире, призвала трудящихся к отпору мятежникам. 28 января Политбюро компартии предложило всем демократическим партиям и организациям совместно выступить против фашистских мятежников. На предприятиях, в жилых кварталах возникают тысячи антифашистских комитетов. 1 февраля состоялась всеобщая часовая забастовка протеста против фашистских заговорщиков, в поддержку осуществления права самоопределения Алжира. В общенациональной забастовке участвовало 11 миллионов человек.

Опять наступает один из тех моментов, когда де Голль, столь далекий по своей натуре и убеждениям от народа, оказывается на одной стороне с народом, с реальной, подлинной Францией. Происходит то, что было в годы войны, освобождения или в борьбе против «европейской армии», когда генерал действительно воплощал Францию, ее национальные интересы. Принцип самоопределения Алжира явился именно тем, что давно было необходимо для решения алжирской проблемы. Конечно, в понимании и особенно в применении этого принципа оставалось очень много различий. И все же общий знаменатель де Голль нашел благодаря своему политическому чутью и способности подниматься над предрассудками людей своей социальной среды. А этот его дар и делал де Голля бесценным человеком для хозяев Франции, для людей крупного капитала. Ведь алжирская война давно путала им карты…

Между тем в Алжире «активисты», засевшие за баррикадами, почувствовали себя изолированными сначала политически, а потом и физически. Парашютистов заменили солдатами-призывниками, и мятежный лагерь оказался в осаде. До его главарей дошел слух, что де Голль больше не желает откладывать выполнение приказа о штурме и уничтожении баррикад. И они поспешили разбежаться, благо власти преследовали только главных вожаков.

После ликвидации мятежа де Голль заменяет главнокомандующего Шаля генералом Крепеном, не связанным с алжирскими «ультра». Генералы Салан, Шаль, Жуо увольняются в отставку. Других, как Массю, переводят из Алжира. Наиболее отъявленных гражданских и военных «ультра» (Лагаярда, Сюзини, де Сериньи, Гарда и т. д.) решено арестовать и судить. Запрещаются организации алжирских «ультра», распускаются «территориальные части», закрываются некоторые газеты. 5 февраля Сустелю пришлось оставить пост государственного министра, а вскоре его исключили из партии ЮНР. В итоге всей истории с баррикадами произошел полный разрыв де Голля с «ультра».

Казалось, теперь настал момент для осуществления курса на самоопределение Алжира. Никогда, ни раньше, ни позже, популярность де Голля не была так велика. Социологические обследования свидетельствуют, что в феврале 1960 года 74 процента французов выражали удовлетворение деятельностью де Голля на посту президента. Сам генерал чувствовал это и еще больше укрепился в своей решимости осуществить принцип самоопределения. Но он продолжает думать, что с помощью его провозглашения все же удастся сохранить важнейшие позиции в Алжире. Он надеется как можно дольше удерживать Алжир от независимости. На его алжирскую политику влияет так много факторов, ему приходится считаться с таким числом сложных внутренних и внешних обстоятельств, что она представляется невероятно запутанной и сложной. Она движется по извилистому пути, порой внезапно останавливается, даже отступает назад, но все же движется.