Николай Молчанов - Генерал де Голль

Шли последние часы пребывания во французской столице французского правительства. Де Голль требовал оборонять столицу и предлагал назначить начальником гарнизона решительного человека. Он назвал кандидатуру генерала Делаттра, недавно отличившегося в боях.

Однако Вейган объявил Париж «открытым городом», а правительство Рейно, согласившись с этим, готовилось бежать. Единственное, что его тревожило, это опасность народных волнений. Поэтому спешили как можно быстрее отдать великий город немцам, чтобы те обеспечили «порядок».

Около полуночи 10 июня де Голль и Рейно сели в машину и выехали из Парижа. Дороги были забиты беженцами и отступавшими войсками. Только на рассвете приехали в Орлеан и из городской префектуры позвонили главнокомандующему, находившемуся в Бриоре. Оказалось, что Вейган срочно просил приехать к нему Черчилля. «Как? — возмутился де Голль, обращаясь к Рейно. — Вы позволяете, чтобы главнокомандующий по собственной инициативе вызывал английского премьер-министра? Разве вы не видите, что генерал Вейган занят отнюдь не осуществлением оперативного плана, а проведением в жизнь политики, которая расходится с политикой вашего правительства? Неужели вы намерены оставить его на прежнем посту?» Рейно согласился и заявил, что он смещает Вейгана и немедленно едет к его преемнику генералу Хюнтцигеру. Но когда подали машину, премьер раздумал ехать и сказал, что лучше де Голлю поехать одному. С большим трудом, двигаясь по забитым дорогам в необычно густом тумане, де Голлю удалось найти Хюнтцигера, получить его согласие и добраться до Бриора, где Рейно ждал Черчилля. Де Голль сообщил премьеру о выполнении своей миссии, но тот дал понять, что теперь он уже не намерен смещать Вейгана…

Выходя от Рейно, де Голль встретился впервые с 1938 года с маршалом Петэном. «Вы уже генерал! — сказал ему Петэн. — Не могу вас с этим поздравить. К чему при поражении чины?!» «Но ведь и вас же, господин маршал, — ответил де Голль, — произвели в генералы во время отступления 1914 года? А спустя несколько дней мы одержали победу на Марне». «Не вижу ничего общего!» — буркнул Петэн. Действительно, о победе он думал меньше всего.

Прибыл Черчилль, и начались трехчасовые бесполезные переговоры. Вейган требовал прекращения бессмысленного сопротивления. Петэн его решительно поддерживал, а Рейно твердил, что Франция не прекратит борьбы, давая одновременно понять, что он не намерен расставаться с Вейганом и Петэном. Черчилль в ответ на просьбы о помощи заявил, что «если французская армия сможет продержаться до весны 1941 года, то 20–25 английских дивизий будут снова находиться в ее распоряжении». Поскольку судьба Франции решалась в ближайшие дни, то, как заметил Рейно, обещание Черчилля прозвучало подобно предложению умирающему от жажды в центре Сахары подождать дождя. В конечном счете выяснилось, что Черчилля интересует только вопрос о судьбе французского флота и французских колоний после прекращения сопротивления Франции.

Затем все вышли в салон, ожидая, когда накроют стол. В этот момент де Голль подошел к Черчиллю и заговорил с ним. Когда пригласили к столу, Черчилль громогласно объявил, что у него с де Голлем был очень интересный разговор и что генерал должен сесть рядом с ним. Разговор между ними продолжался. О чем же шла речь? Де Голль в своих мемуарах по этому поводу пишет: «Я оказался рядом с Черчиллем. Наш разговор укрепил мое убеждение в том, что это человек непреклонной воли. Черчилль, в свою очередь, несомненно, понял, что обезоруженный де Голль не стал от этого менее решительным».

Последняя загадочная, но вместе с тем многозначительная фраза позволяет в свете последующих событий предполагать, что за обедом в замке Мюге произошел очень важный, быть может исторический, обмен мнениями.

12 июня де Голль провел в замке Бове за разработкой плана эвакуации в Северную Африку. Очутившись впервые за последнее время в уединении, де Голль мог поразмыслить над последними событиями, над тем, что разрабатываемый им план, видимо, и не потребуется. Закончив работу, де Голль отправился в Шиссе, где была резиденция Рейно. Премьер вернулся в 11 часов вечера после заседания совета министров в Канже, на которое — де Голль не был приглашен.

В эти четыре дня, с 10 по 14 июня, никто во Франции толком не знал, где же находится правительство, которое разбрелось по разным замкам Турени, разбросанным в долине Луары на десятки километров друг от друга. Министры пользовались случайными средствами связи, вплоть до уличных автоматов, телефонов в кафе. Часто правительственные машины плутали по незнакомым дорогам. Никакой точной информации министры не получали и не знали о главном, то есть о том, как идут сражения. Вейган лишь дезинформировал правительство своими докладами. Ясно было только, что поражение неминуемо, что вопрос лишь в том, каким путем идти к нему и где спустить флаг Франции. Государственный корабль шел ко дну в кромешной тьме.

Только в 11 часов вечера 12 июня де Голль дождался Рейно, приехавшего вместе с Бодуэном, одним из единомышленников Петэна и Вейгана. Сели ужинать, и де Голль немедленно завел речь о переезде в Северную Африку. Но его собеседники желали говорить только о переезде правительства в Бордо или в Кемпер, в Бретань. Де Голль еще раньше высказывался за Кемпер, ибо поддерживал идею «бретонского бастиона». Дело в том, что немцы все равно должны были занять Бретань и тогда правительству пришлось бы бежать в Англию или Северную Африку, то есть продолжать войну. Но Петэн, Вейган и Бодуэн настаивали на Бордо. Этот вариант означал капитуляцию. Утром 13-го решили ехать в Бордо. Надежды де Голля на продолжение борьбы исчезали у него на глазах.

Он вернулся в замок Бове, и тут ему позвонили и сообщили, что через некоторое время в Туре в здании префектуры состоится новое совещание между Рейно и Черчиллем, который снова прилетит во Францию. Почему Рейно, с которым он провел несколько часов, умолчал об этом, хотя связи с Англией были в непосредственном ведении де Голля? Он немедленно выехал в Тур.

Де Голль прибыл как раз в тот момент, когда французские министры ждали ответа на свой вопрос о том, согласна ли Англия освободить Францию от обязательства не заключать сепаратного перемирия. И вот английские министры вошли, Черчилль опустился в кресло, и наступила минута тяжелого молчания. Британский премьер, как всегда с сигарой в зубах, медленно и грустно заговорил по-французски о том, что он понимает положение Франции, что Англия в любом случае не прекратит борьбы, даже если останется одна. Но условием своего согласия на сепаратное перемирие он поставил категорическое требование: не передавать французский флот немцам. Ему немедленно обещали это…