Луис Фишер - Жизнь Ленина

Положение усугублялось развертывающейся интервенцией союзников: японцев, чехословаков и др.

Заговоры народников и нигилистов против царизма были яростным протестом против бессилия. Стоя лицом к лицу со всеподавляющей мощью самодержавия, вооруженный бомбой или браунингом террорист обладал неуловимой, пугающей властью. На произвол государства он отвечал произволом террора. Его сила была в бесстрашии. Левые эсеры-заговорщики были Самсонами, игравшими в азартную и опасную игру: они хотели низвергнуть капище и заставить империалистов обоих лагерей вести войну на его развалинах и погибнуть. Они были готовы погибнуть с филистимлянами — и с Лениным. Или, если повезет, уничтожить его, а самим остаться в живых.

Хороший политик должен быть хорошим психологом. Ленин знал русских: они умеют долго питаться одной надеждой. Чтобы развеять мрак, порождавший террор, Ленин распространял оптимизм, но не биологический или евангельский оптимизм — это было ему чуждо. Он находил оптимизм в марксизме.

Ленин объяснял {406} 406 Ленин В. И. Сочинения. 2-е изд. Т. 23. С. 3—16. «Доклад о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского совета 14 мая 1918 г.». , что «самые глубокие корни и внутренней, и внешней политики нашего государства определяются экономическими интересами, экономическим положением господствующих классов нашего государства. Эти положения, которые являются основой всего миросозерцания марксистов… — эти положения не следует ни на минуту упускать из виду, чтобы не потеряться в дебрях и в лабиринте дипломатических ухищрений, — в лабиринте, иногда даже искусственно создаваемом и запутываемом людьми, классами, партиями и группами, любящими или вынужденными в мутной воде ловить рыбу». Ленин перечисляет их: «кадеты, буржуазия и помещики и их первые подголоски — правые подголоски — правые эсеры и меньшевики». О левых эсерах он оглушительно умалчивает. Он не хочет отчуждать их: они могут стать опасными врагами.

Россия «остается пока оазисом среди бушующего моря империалистического хищничества». Хотя для капиталистов естественно объединяться для защиты капитала, «не знающего отечества», в союз, стоящий «выше интересов отечества», создать такой союз они не смогли. «Конечно, он по-прежнему остается основной экономической тенденцией капиталистического строя, которая должна проявить себя с неизбежной силой в конце концов». Но мировая война предотвратила создание такого союза. Поэтому «бушующие волны империалистической реакции… бросаются на маленький остров социалистической Советской Республики, которые готовы, кажется, вот-вот затопить его, но оказывается, что эти волны сплошь и рядом разбиваются одна о другую».

«Вторым противоречием, определяющим международное положение, является соперничество между Японией и Америкой… Поход, начатый против Соротской Республики (десант во Владивостоке, поддержка банд Семенова), задерживается, ибо грозит превратить скрытый конфликт между Японией и Америкой в открытую войну». Это положение может измениться со дня на день, «если того требуют интересы священной частной собственности», но покамест эти противоречия объясняют, «почему наш социалистический остров может сохраняться среди бушующей бури…» Брестский договор был «внешней оболочкой, внешним выражением» временной возможности нейтралитета для России. Но, говорит Ленин, «вы знаете, чего стоят договоры и чего стоят законы перед лицом разгоревшихся международных конфликтов, это — не более, как клочок бумаги».

Ленин указывает на возможность того, что Америка придет к соглашению с Японией относительно интервенции в России или что «японская буржуазия может завтра столковаться с германской». Поэтому положение на Дальнем Востоке «представляет из себя нечто непрочное». Но существование советского режима «дает все растущее сочувствие к ней громадных трудовых масс… всех стран», которое тормозит интервенцию.

Ленин, как художник, рисует грозовые облака «с прослойкой тьмы, с прослойкой света», ища равновесия между гибелью и спасением. Все может случиться, поэтому может случиться и хорошее, и нет оснований предаваться отчаянию.

При таком непрочном международном положении, говорит Ленин, «выдержка и хладнокровие требуются от Советской власти». «Я знаю, есть, конечно, мудрецы, считающие себя умными и даже называющие себя социалистами, которые уверяют, что не следовало брать власти до тех пор, пока не разразится революция во всех странах… Это бессмыслица. Трудность революции всем известна. Начавшись блестящим успехом в одной из стран, она, может быть, будет переживать мучительные периоды, ибо окончательно победить можно только в мировом масштабе и только совместными усилиями рабочих всех стран». Поэтому необходимо «лавировать и отступать, пока к нам не подойдут подкрепления».

«Заканчивая общие положения», Ленин переходит «к тому, что создало в последние дни тревогу и панику и дало возможность контрреволюционерам вновь начать работу, направленную к подрыву Советской власти». Отношения между Москвой и Финляндией, Турцией и Украиной (в особенности последней) угрожающе напряжены. На Украине Германии «надо завоевывать каждый шаг, чтобы получить хлеб и сырье», преодолевая народное сопротивление конфискациям. Повсюду на Украине началась партизанская война против Германии, повсюду, где были германские войска. Демаркационной линии между Советской Россией и Украиной не существовало. Не было ее и между Россией и зависимой от Германии Грузией. Вторжение могло начаться каждый день. Ленин был глубоко обеспокоен. В апреле небольшой английский десант высадился в Мурманске, за ним последовала японская высадка во Владивостоке. Крайние милитаристы взяли верх в германской внешней политике. 5 мая ЦК большевиков принял резолюцию Ленина {407} 407 Ленинский сборник. Т. И. С. 76. : «Направить все силы на защиту уральско-кузнецкого района и территории как от Японии, так и от Германии. Начать тотчас эвакуацию на Урал всего вообще… С Мирбахом вести переговоры в целях выяснения того, обязуются ли заключить мир Финляндии и Украины с Россией, и всячески ускорять этот мир, сознавая, что он несет новые аннексии».

Эта резолюция объясняет выступление Ленина 14 мая. Вопрос о войне и мире, заявил Ленин, «висит в воздухе», «…нам приходится прибегать к тактике выжидания, к медленному собиранию сил, когда объективные обстоятельства не дают возможности делать призыв ко всеобщему беспощадному отпору» — к мировой революции. Русский рабочий класс был слаб. «Не наша воля, а исторические обстоятельства, наследие царского режима, дряблость русской буржуазии, — вот что сделало то, что этот отряд оказался впереди других отрядов международного пролетариата, и не потому, что мы этого хотели, а потому, что этого потребовали обстоятельства. Но мы должны остаться на своем посту, пока не придет наш союзник — международный пролетариат». А пока приходилось спасать «оазис». «Мы оборонцы после 25-го октября 1917 года, — заявил Ленин. — Мы защищаем отечество от империалистов. Мы защищаем, мы победим. Мы не стоим за государство, мы защищаем не великодержавность: от России ничего не осталось, кроме Великороссии, — не национальные интересы, мы утверждаем, что интересы социализма, интересы мирового социализма выше интересов национальных, выше интересов государства. Мы оборонцы социалистического отечества». Так Ленин отвечал на обвинения в русском национализме и чрезмерной озабоченности судьбою русского советского государства.