Луис Фишер - Жизнь Ленина

Нашим Сухановым, не говоря уже о правее их стоящих социал-демократах, и не снится, что иначе вообще не могут делаться революции. Нашим европейским мещанам и не снится, что дальнейшие революции в неизмеримо более богатых населением и неизмеримо более отличающихся разнообразием социальных условий странах Востока будут преподносить им, несомненно, больше своеобразия, чем русская революция.

Слов нет, учебник, написанный по Каутскому, был вещью для своего времени очень полезной. Но пора уже, все-таки, отказаться от мысли, будто этот учебник предусмотрел все формы развития дальнейшей мировой истории. Тех, кто думает так, своевременно было бы объявить просто дураками».

Два удара не смогли охладить полемический задор Ленина или притупить остроту его доводов. Была в этой рецензии и творческая мысль. Диалектика, на которую Ленин ссылался, выражалась простым афоризмом; все зависит от обстоятельств. Ленин указывал на особые национальные обстоятельства в России, на ее промежуточное положение между востоком и западом и на ее отсталую вследствие этого цивилизацию. Эти обстоятельства создали почву для революции, которая, проследовав далее на восток, могла принять даже еще более причудливые формы. (Интересно, имел ли Ленин в виду Китай?) Тут Ленин отходит от своего старого марксистского универсализма, согласно которому одни и те же закономерности действуют во всех странах. Из этого следует, что некоторые страны к западу от России смогут произвести революцию без насилия, путем реформ. То же может произойти и в некоторых восточных странах с отличающимися цивилизациями.

Ленин был прав, говоря, что сначала надо ввязаться в бой, а потом видно будет, что делать дальше. Чего не надо делать, он уже видел. Но верно ли утверждение, что все эти проявления были результатом одной лишь «нецивилизованности» России? Биография самого Ленина доказывает, что царизм обращался со своими врагами гораздо более гуманно, чем большевизм. Что в России была и культура, а не только бескультурье, доказал восьмимесячный режим Временного правительства, при котором, как признавал Ленин, Россия была самой свободной страной мира. Доводы Ленина касательно роли географических факторов в российской истории отчасти справедливы, а отчасти нет. Сама по себе, без помощи населения, география не решает вопроса. Люди наделены некоторой свободой воли. Будь на месте Ленина какой-нибудь Рыков или Каменев, в ноябре 1917 года могла бы быть создана коалиция с меньшевиками и эсерами, которая сократила бы и размах гражданской войны и применение террора. Стремление Ленина к монополизации власти, помешавшее созданию такого единства, сделало возможным ужасные события следующей четверти века, прошедшей под знаком сталинского террора. Ленинский обзор воспоминаний Суханова отражает фатализм, подчиняющийся дурному национальному прошлому. Но Россия имела Распутина и Толстого, охрану и свободолюбивую интеллигенцию, самодержавного царя и либеральные земства, огромную массу неграмотных мужиков и великих математиков. Почему русского европейца должен был перевесить русский азиат?

Нельзя не питать некоторого подозрения, что если бы Ленин жил дольше, он изменился бы. Болезнь, которая окончилась смертью Ленина, изолировала его от повседневных дел и дала ему время для размышлений. В его завещании и, в особенности, в его замечаниях по национальному вопросу, а также в статьях о кооперативах и о Суханове есть какая-то нить заключений, свидетельствующая о том, что он знал, что в чем-то была допущена ошибка.

Не успел Ленин окончить диктовку рецензии на мемуары Суханова, как он взялся за последний свой литературный труд. 19 января он в течение 30 минут диктовал о Рабкрине. М. А. Володичева записала в дневнике дежурств: «Сказал, что ему хочется скорее написать его». На другой день Ленин вносил в эту статью, напечатанную на машинке, добавления и поправки. Он попросил Крупскую и Фотиеву достать для него необходимые статистические данные. 21 января Ленин никого не вызывал из секретариата. 22 он продолжал работать над статьей и попросил к вечеру доставить ему текст, перепечатанный начисто. На следующий день Ленин «прочитывал бегло еще раз статью, о которой упоминалось выше, вносил небольшие изменения. Просил внести их и в его экземпляр и в наш и дать один из них для «Правды» Марии Ильиничне». Под заглавием «Как нам реорганизовать Рабкрин (Предложение XII съезду партии)» эта статья была опубликована в «Правде» 25 января.

«Несомненно, что Рабкрин представляет для нас громадную трудность, — писал Ленин, — и что трудность эта до сих пор не решена. Я думаю, что те товарищи, которые решают ее, отрицая пользу или надобность Рабкрина, неправы. Но я не отрицаю в то же время, что вопрос о нашем госаппарате и его улучшении представляется очень трудным, далеко не решенным и в то же время чрезвычайно насущным вопросом.

Наш госаппарат, за исключением Наркоминдела, в наибольшей степени представляет из себя пережиток старого… Он только слегка подкрашен сверху, а в остальных отношениях является самым типичным старым из нашего старого госаппарата».

Далее Ленин излагает план реорганизации не только Рабкрина, который был правительственным комиссариатом, но и всего верхнего слоя аппарата коммунистической партии. Во времена Ленина партсъезды созывались раз в год, партконференции — два раза в год. Пленумы ЦК происходили каждые два месяца, а между пленумами ведало текущими делами Политбюро. Инспекционные обязанности были возложены на Центральную контрольную комиссию (ЦКК). В своей статье Ленин предлагал превратить пленумы ЦК в «высшие партийные конференции, собираемые раз в два месяца при участии ЦКК. А эту ЦКК соединить… с основной частью реорганизованного Рабкрина». Это было бы коренной реформой.

В прошедшие годы главным принципом Ленина и его соратников было отделение партийного аппарата от правительственного. Об этом говорилось много и на партийных съездах и вообще, но всегда решение принималось в пользу отделения. А теперь Ленин предложил полный отход от этого принципа, слияние партийного и государственного аппаратов. Он предлагал съезду «выбрать 75—100 новых членов ЦКК из рабочих и крестьян», Рабкрин свести к «300–400 служащих» и соединить оба учреждения. Такое соединение, по мнению Ленина, повысило бы авторитет Рабкрина.

Ленин предвидел возражения, во-первых, со стороны консерваторов, которые не хотят никаких изменений, во-вторых, со стороны тех, кто скажет, «будто бы из предлагаемого преобразования получится один хаос. Члены ЦКК будут слоняться по всем учреждениям, не зная, куда, зачем и к кому им обратиться, внося повсюду дезорганизацию, отрывая служащих от их текущей работы и т. д. и т. п.».