Kiedis Anthony - Scar_Tissue_rus

Иногда я правил устрашением, и зачастую я ввязывался в школьные драки, но у меня также была и чуткая сторона. Бруксайд была экспериментальной школой со специальной программой, которая объединяла слепых, глухих и слегка отставших в развитии старших детей в обычных классах. При всём моём хулиганстве и устрашающем поведении все эти ребята стали моими друзьями. И по причине того, что дети могут быть очень злыми и могут мучить каждого, кто хоть как-то отличается от них, этих особенных студентов били во время каждого перерыва и ланча. Я по собственному желанию стал их защитником. Я следил за слепой девочкой, пока глухой парень заикался. И если какие-нибудь бездельники дразнили их, я подкрадывался к обидчику сзади с веткой в руках и нападал на них. У меня определённо был свой собственный набор моральных правил.

В шестом классе я стал приходить домой на ланч, и мои друзья тоже собирались у меня. Мы играли в бутылочку, и даже притом, что у нас были свои девушки, меняться парами не было проблемой. По большей части мы просто целовались по-французски; иногда мы определяли время продолжительности поцелуя. Я пробовал уговорить свою девушку снять спортивный бюстгальтер и позволить мне ощутить её целиком, но она не соглашалась.

Когда-то в конце шестого класса, я решил, что пришло время жить с папой. Моя мама никак не справлялась со мной, полностью теряя весь контроль. Когда мне не дали зелёный свет на то, чтобы жить с папой, я начал сильно обижаться на неё. Однажды вечером она послала меня в мою комнату, вероятно, для того, чтобы поговорить со мной. Не думаю, что я хотя бы что-то взял. Я вышел прямо через окно спальни, направился в аэропорт, позвонил своему отцу и выяснил, как сесть на самолёт и полететь прямо в Лос.-А. (ни один их тех полётов не был прямо до Лос.-А., но я не знал этого). Я никогда даже не добирался до аэропорта. В итоге я оказался в доме одной из подружек моей мамы за несколько миль до аэропорта, она позвонила моей маме и отвезла меня домой. Это был тот момент, когда моя мама начала думать о том, чтобы меня отпустить. Важным для финального решения фактором было появление в её жизни Стива Айдимы (Steve Idema). После того, как Скотта Сэйнт Джона посадили в тюрьму, моя мама решила, что, возможно, её идея переделать плохих парней не так уж и хороша. Стив был юристом, который обеспечивал бедным легальную помощь. Он был добровольцем ВИСТЫ (VISTA) и работал с бедными людьми на Виргинских островах. Он был полностью честным, умеющим сострадать, готовым к действию парнем с золотым сердцем, и моя мама была без ума от него. Как только я осознал, что он хороший парень, и, что они любили друг друга, я начал сильнее добиваться того, чтобы поехать в Калифорнию и жить со своим папой.

2.

"Паук и Сын"

Когда я, двенадцатилетний, в 1974 году покинул Мичиган, я сказал всем своим друзьям, что переезжаю в Калифорнию, чтобы стать звездой кино. Но как только я начал ездить со своим папой в его машине, подпевая поп-песням, звучащим на радио (у меня это не особо получалось), я объявил: “Я стану певцом. Это действительно то, чем я буду заниматься”. Даже притом, что я озвучил это, ещё долгие годы не вспоминал об этой клятве.

Я безгранично влюблялся в Калифорнию. Впервые в моей жизни я почувствовал, что это именно то место, где я должен быть. Это были пальмы и ветра Святой Анны, люди, на которых мне нравилось смотреть, и с которыми я любил говорить. Это долгие часы, которые я любил там проводить. Я становился другом своему папе, и эта дружба стремительно росла каждый день. Ему это казалось великолепным, потому что рядом был маленький мальчик, который мог терпеть то, что все друзья и девушки папы любили его. Я нисколько не останавливал его ни в чём. Я был его новой поддержкой. И это все давало нам взаимную выгоду. А я проходил весь этот маршрут с новыми опытами.

Один из самых незабываемых опытов я получил прямо в маленьком бунгало моего папы на Палм Авеню. Он жил в одной половине дома, которая была разделена на две части. Там была странная кухня и обои, сохранившиеся, наверное, из тридцатых годов. В здании вообще не было спален, но мой отец переделал маленькую дополнительную кладовку в спальню для меня. Она была в самом конце дома, и, чтобы попасть туда, нужно было пройти через ванную. Спальня моего папы была настоящим логовом, комнатой, в которой было ещё три сквозные двери, они вели в гостиную, кухню и ванную. В этой спальне были милые чёрные обои с цветами и окно, выходящее на задний двор, который изобиловал утренней красотой.

Я пробыл там всего несколько дней, когда мой папа позвал меня на кухню. Он сидел за столом с симпатичной восемнадцатилетней девушкой, с которой он встречался на той неделе. “Хочешь покурить косяк?”, - спросил он меня.

Будь я в Мичигане, я бы автоматически ответил нет. Но пребывание в этой новой среде пробуждало во мне страсть к приключениям. И мой папа достал толстую чёрную коробку, сделанную из Большого Американского Словаря. Он открыл её, и она была наполнена травой. Используя обложку книги как поверхность для подготовки, он высыпал немного травы, и семена скатились вниз по страницам. Затем он взял немного бумаги для скрутки и показал мне, как скрутить косяк идеальной формы. Весь этот ритуал показался мне очень завораживающим.

Затем он прикурил косяк и дал его мне. “Будь осторожен, не втягивай слишком много. Ты же не хочешь, чтобы с кашлем из тебя выскочили лёгкие”, - порекомендовал он.

Я сделал небольшую затяжку, и потом передал ему косяк обратно. Я обошёл стол несколько раз, и вскоре мы все улыбались, смеялись и чувствовали себя действительно хорошо. А потом я осознал, что был под кайфом. Мне понравилось это ощущение. Это, казалось, было лекарство для успокоения души и пробуждения чувств. В этом не было ничего странного или пугающего. Я не чувствовал, что потерял контроль. Я, наоборот, чувствовал, что абсолютно всё было под полным контролем.

Затем папа дал мне полароид и сказал: “Я думаю, она хочет, чтобы ты её немного пофотографировал”. Я инстинктивно понял, что какая-то область кожи вот-вот будет обнажена, поэтому я сказал ей: “Давай задерём твою рубашку, и я тебя сфотографирую”.

“Это хорошая идея, но я думаю, будет более артистично, если она обнажит только одну грудь”, - сказал мой папа. Мы все согласились. Я сделал несколько снимков, и никто не чувствовал дискомфорта по этому поводу.

Итак, мой вход в мир курения травы был гладким как шёлк. Когда я курил в следующий раз, я уже был профессионалом и скручивал косяк почти с абсолютной точностью. Но я не пристрастился к этому, даже притом, что мой отец курил траву каждый день. Для меня это было всего лишь ещё одним уникальным калифорнийским опытом.