Джин Сэссон - Содружество Султаны

Вот такими были мои мысли, когда мы ехали по ухабистой пустыне. Слава богу, расстояние до стоянки бедуинов было не более пятнадцати километров. Вскоре вдалеке уже различим был дым костра. Но мужчины в бедуинском лагере заметили пыль, поднимавшуюся от наших машин, еще раньше, чем мы увидели их костер. Более двадцати мужчин, оседлав верблюдов, ждали недалеко от входа в их поселение.

Впереди находился один бедуин. Это был крепкий мужчина средних лет с тонкими чертами лица и выразительными темными глазами. Его черная мантия развивалась за спиной. Он выглядел царственно, как и его великолепная, сильная и молодая верблюдица. Проницательный взгляд этого бедуина, устремленный на нас, выражал чувство собственного достоинства. Ни тени улыбки при виде незнакомцев, хотя меня позабавило очертание губ верблюдицы: казалось, что она улыбается. С важным видом, преисполненный достоинства, всадник несколько раз объехал вокруг наших машин. Я сразу догадалась, что это шейх племени. Бедуины гордые, ни перед кем не испытывают ни страха, ни благоговения, даже перед королевской семьей. Он показывал нам, что исключительно от его повеления зависит, как нас встретят.

Только после того, как Ахмед высунул голову из окна машины, шейх, сообщивший нам, что его зовут Фахд, наконец-то изобразил радушную улыбку на лице. Громоподобным голосом он поприветствовал нас, выразив надежду на благословение Аллаха. Выбросив вперед обе руки, он указал нам на дорогу к его поселению.

Увидев знак, остальные бедуины стали выкрикивать приветствия. Мы направили наши джипы к лагерю, а бедуины радостно ехали рядом.

Когда шейх Фахд объявил, что он привез почетных гостей, бедуинское поселение сразу ожило. Из стоящих рядами конусообразных шатров стали выходить женщины в чадрах с младенцами на руках и многочисленные дети в лохмотьях. Как только я вышла из джипа, меня буквально сшиб с ног резкий запах, стоявший в воздухе. Я не могла дышать от вони, исходившей от рядом живущих животных и ям, в которые стекала кровь при забое скота. Я старалась ступать осторожно, так как вся земля вокруг была в экскрементах животных. Уборку в этом поселении производил только дождь, которого уже очень давно не было. Я сказала про себя, что каждый мой шаг здесь — шаг назад во времени.

Более десяти женщин в ярких платьях и бедуинских чадрах направились к нам. У бедуинов женщины не закрывают глаза, в отличие от городских арабских женщин, у которых принято закрывать лицо целиком. Они приветствовали нас, и их темные живые глаза были переполнены эмоциями.

Наши мужья вместе с мужчинами племени пошли в шатер шейха пить чай, а мы с сестрами последовали за бедуинками. Самую высокую из них, одетую в ярко-голубое платье, украшенное золотой вышивкой, звали Фатен, и она быстро дала нам понять, что она любимая жена, из четырех жен шейха. Ее глаза сверкали от гордости, когда она вела нас к своему собственному шатру.

Как и предписывал Коран, этот бедуинский шейх, видно, обеспечил всех своих жен собственными шатрами, точно так же, как и городской араб строит для каждой жены отдельную виллу или дворец.

Подведя нас к своему шатру, Фатен с гордостью заявила:

— Я, любимая жена шейха Фахда, приветствую вас в моем шатре.

Откинув занавес из козьей шкуры, служившей дверью, мы вошли в шатер Фатен. С нескрываемым интересом я огляделась вокруг. Внутри было темно и душно, точно так же, как в бедуинских шатрах, в которых я бывала в детстве. В центре стояла жаровня для варки кофе, вокруг которой возвышались горы белого пепла от предыдущих розжигов. Яркие краски привлекли мой взгляд. Подушки всех цветов грудами лежали на матрасах; стеганые одеяла также всех цветов, глиняные горшки, сковородки, продукты, одежда — все грудами лежало повсюду.

Вид у всего был грязный, и шатер отвратительно пропах какими-то болезнями. Но самым тяжелым зрелищем были маленькие дети. Комната была наполнена натужным плачем грудных детей, а застенчивые и грязные ребятишки, которые уже умели ходить, неотступно следовали за своими матерями. Я с грустью наблюдала, как один несчастный малыш, на вид четырех или пяти лет, передвигался по полу с помощью рук. Когда одна женщина увидела, что он привлек мое внимание, она сообщила, что в раннем детстве его мать нечаянно уронила его с верблюда.

Я хотела взять его на руки, но бедняга от испуга начал кричать. Одна из женщин, которая, как мне показалась, и была его матерью, стала лупить его по скрюченным ножкам, пока он не забился в угол шатра, где потом лежал и скулил.

У меня сердце разрывалось от вида этого ребенка. В отличие от людей других культур, арабы, и в особенности бедуины, не заботятся о своих инвалидах. В то время как здоровые дети считаются богатством и гордостью семьи, больные — страшный позор. Я сомневалась, что этот ребенок когда-либо получал медицинскую помощь. Этот малыш скорее всего проживет свою очень короткую жизнь калеки без любви и заботы.

Мне ужасно хотелось схватить этого ребенка и унести с собой, но в моей стране подобное и представить нельзя. Даже если о детях вообще не заботятся в семье, их ни при каких обстоятельствах нельзя отобрать у родителей.

Одна из женщин грубо толкнула меня локтем и протянула чашку для чая. Ее нечистый вид говорил о том, что из чашки уже неоднократно пили. Другая женщина с обезображенными руками, которые, по-видимому, воздвигли не один шатер, налила мне в чашку горячего чая. Мне ничего не оставалось, как пить из нее, иначе хозяйка могла страшно обидеться.

Удовлетворенная тем, что гостей обнесли чаем, Фатен сняла чадру. Она с гордостью демонстрировала себя и, надо сказать, была хороша собой и очень молода, не более восемнадцати-девятнадцати лет. Где-то одногодок с моей Махой.

Остальные бедуинки тоже сняли свои чадры. Эти женщины выглядели намного старше и весьма изнуренными по сравнению с Фатен. И неудивительно, что она была любимой женой, так как многочисленные роды и тяжелая жизнь в пустыне еще не состарили ее. Фатен красовалась перед нами, показывая различные безделушки, которые, как она сказала, были особыми подарками от шейха.

— Он больше не навещает других своих жен, — сказала она, широко улыбаясь и указывая на трех других присутствующих бедуинок. Эти три обменялись взглядами, в которых сквозило раздражение. Мы же с сестрами в это время сидели молча, чувствуя неловкость. Одна из пожилых женщин стала настаивать на том, чтобы мы тоже сняли никаб, что мы и сделали.

Фатен остолбенела от красоты Сары. Наверное, она привыкла ощущать себя первой, но ни одна женщина не могла сравниться по красоте с Сарой. Если бы моя любимая сестра жила в стране, где женщинам не надо было закрывать лиц, ее несравненная красота принесла бы ей известность.