Вольфганг Нейгауз - Его называли Иваном Ивановичем

- И много таких, как я, вам приходилось навещать? За что их приговаривали к смерти?

- Судить - не мое дело, - ответил священник, смерив Фрица удивленным взглядом.

- Понимаю.

Шменкель внимательно разглядывал своего собеседника. На лице священника не было ни выражения ненависти, ни любопытства, ни даже равнодушия, что за последние дни Шменкель часто наблюдал у окружавших его людей.

- Я буду сопровождать вас в последний путь. Может, это будет для вас хоть какой-то поддержкой и вы перед лицом смерти не будете чувствовать себя столь одиноко.

- Одиноким я себя не чувствую. Я знаю, со мной мои товарищи - немцы и русские. Я благодарю вас за добрые намерения. Если же вы, господин священник, действительно хотите мне чем-то помочь, у меня к вам будет одна-единственная просьба.

- Я вас слушаю. Вы вполне можете мне довериться.

- Хочу написать несколько строчек жене. Передайте ей мое письмо, но совершенно частным путем, от вашего имени.

Священник испуганно оглянулся на дверь, затем встал и посмотрел на глазок. Убедившись, что их никто не подслушивает, он повернулся к Шменкелю, но встал так, чтобы спиной закрывать глазок.

- Вашей жене перешлют уведомление военного трибунала. Кроме того, вы можете попытаться написать ей официальное письмо.

Шменкель рассмеялся.

- К чему иллюзии? Что будет написано в" этом уведомлении? Что я изменник и предатель родины? И тому подобное? Я, господин священник, хотел бы написать жене правду, написать, что я поступил так по своему глубокому убеждению. Разве я могу в такую минуту обмануть жену?

- Нет. Разумеется, нет, - тихо проговорил священник, опустив голову. Значит, ваша семья ничего не знает...

- Моя жена знает меня, но я бы хотел, чтобы она узнала правду обо мне.

Оба замолчали. Прежде чем снова заговорить, священник оглянулся.

- Я готов выполнить вашу просьбу. - С этими словами он достал из кармана записную книжку и огрызок карандаша и протянул их Шменкелю. - Ваше письмо будет отправлено после вашей смерти, - прошептал священник. - Если вы позволите, я от себя добавлю несколько слов о том, что вы до конца были мужественны и стойки. В моей честности вы можете не сомневаться.

В коридоре послышался какой-то шум, Фриц быстро спрятал блокнот и карандаш под куртку.

- Кажется, часовой? - проговорил Фриц.

- Сейчас я уйду от вас, - сказал священник и уже официальным тоном продолжал: - Если вы до 22 февраля захотите меня увидеть, дайте знать страже. - И он поднял руку, чтобы постучать в дверь.

Шменкель кивнул. Он знал теперь, что его письмо дойдет до Эрны.

- Господин священник, вы, вероятно, не представляете, что сделали для меня больше, чем думаете. Мои дети будут знать, что за человек был их отец и как он умер.

* * *

За маленьким тюремным окошком забрезжил рассвет. Шменкель сидел на нарах и ждал, когда распахнется дверь камеры и раздастся грубое: "Выходи!"

Письмо Эрне он написал.

"...Прости, если тебе и детям придется пережить неприятности из-за меня, но иначе я поступить не мог. Я смело иду на казнь, так как умираю за правое дело".

Когда Фриц писал это письмо, рука его была тверда. К тому времени он уже полностью подготовил себя к смерти. Он знал, что не нарушил партизанской присяги, не обманул доверия товарищей. Жаль только, что ему не придется попрощаться перед смертью с Эрной и детьми. Жаль, что не увидит родины, за светлое будущее которой он боролся.

В тюремном коридоре затопали сапоги. Это пришли за ним - четыре солдата и унтер-офицер. Один из солдат связал Шменкелю руки.

Сначала Фрица повели во двор, как он и предполагал. Из здания тюрьмы вышли через боковую дверь. В предрассветных сумерках Фриц различил контуры грузовика. Задний борт его был открыт. До места казни Фрица сопровождала усиленная охрана.

На какое-то мгновение Фриц замешкался, мысленно измеряя расстояние до ближайшего забора. Он попробовал пошевелить руками, но тонкие веревки больно впились в тело. И в тот же миг грубые руки схватили его и втолкнули в кузов машины. Шменкель упал на лавку. Вслед за ним в кузов вскочили солдаты. Борт подняли, и машина тронулась.

"К смерти они меня приговорили как военнослужащего вермахта, - думал Шменкель по дороге, - а расстреливать, видимо, будут как партизана, где-нибудь за городом".

Однако поездка длилась недолго. Когда машина остановилась и Фрица вывели из машины, он увидел, что его привезли на кладбище.

"Ну что ж, им не придется перевозить мой труп", - мелькнуло в голове. Фриц выпрямился и заставил себя не думать о смерти.

Офицер из трибунала и врач были уже здесь. Они не спеша прохаживались взад и вперед. Неподалеку от них в сторонке стоял священник. Шменкель бросил на него беглый взгляд и тут же отвел глаза. Он стал думать о товарищах, вместе с которыми воевал в отряде, о тех, кто пал в бою, и о тех, кто борется и будет бороться до полной победы над фашизмом.

Подойдя к стене, Фриц повернулся и на мгновение прикоснулся связанными за спиной руками к холодным кирпичам. Солдаты выстроились. Раздались слова команды. К Шменкелю подошел солдат с черной повязкой в руках. Он хотел завязать Шменкелю глаза.

Фриц покачал головой:

- На надо!

Он без страха смотрел на направленные на него дула винтовок, на тупые физиономии солдат, которые ждали команды "Огонь!".

Фриц взглянул на облака. Они становились все светлее и светлее. Свежий ветер гнал их с востока. И это движение нельзя было остановить, как нельзя остановить и саму жизнь, во имя которой боролся Шменкель.