Айно Куусинен - Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965)

Не знаю, какое ещё спецзадание было у Маннера в Канаде, кроме официального — представлять Коминтерн на съезде канадской компартии и уладить некоторые конфликты между компартией Канады и финским рабочим союзом. Я оставила его на попечение канадских друзей и готовилась к поездке в Нью-Йорк. Визу я получила без всяких затруднений в консульстве США в Торонто.

Я много слышала об Америке, но действительность превзошла все ожидания. Небоскрёбы Нью-Йорка меня потрясли, я восхищалась продуманной планировкой улиц: даже новичок легко ориентируется в бесконечном море зданий. Но больше всего меня поразило, как легко снять номер в гостинице: надо лишь заполнить бланк, документов никто не спрашивает.

Руководители финского рабочего союза устроили чрезвычайно тёплую встречу. За время моей поездки союз оплачивал все мои расходы, отвёл под кабинеты две комнаты, одну — мне, другую — секретарю. Хотя я в США не занимала никакого официального положения, я имела полную свободу деятельности, мои предложения выслушивались всегда с интересом.

Первым делом надо было изучить работу редакций пяти финских изданий. Наиболее крупная газета, «Тюёмиес», издавалась в Супериоре, штат Висконсин, где жило много финнов. Они частично и финансировали газету. Редакция имела свою типографию. Помимо «Тюёмиес» в Супериоре издавался популярный еженедельный журнал «Пуникки». В Астории, штат Орегон, выходила газета «Товери» и еженедельник для женщин «Товеритар», редакция у них была общая. Но финнов там жило мало, тираж был невелик, и редакция едва сводила концы с концами. Такие же трудности испытывала и газета «Этеенпяйн», выходившая в Ворчестере, штат Массачусетс.

Я была удивлена, узнав, что в Нью-Йорке, где финская колония самая крупная, не выходило ни одной финской газеты.

Гораздо логичнее выпускать крупнейшую газету в Нью-Йорке, ведь там находилось и руководство союза. Я предложила «Этеенпяйн» перевести из Ворчестера в Нью-Йорк. «Этеенпяйн» — для восточных регионов, а «Тюёмиес» — для западных. Далее я предложила закрыть «Товери», а «Пуникки» и «Товеритар» издавать в Нью-Йорке под новым названием «Тюёляйснайнен». Мои предложения были одобрены и осуществлены.

До заседания Коминтерна в 1930 году все финские газеты считались органами компартии США, но потом положение изменилось.

Печатный станок старого образца не имело смысла перевозить из Ворчестера в Нью-Йорк. Союз купил новый типографский станок, который поставили в подвале помещения компартии, поскольку наверху того же здания финский союз снимал ещё несколько кабинетов. Компартия воспользовалась ситуацией и стала печатать «Дейли Уоркер» и другие свои издания в новой типографии, отказываясь платить за бумагу и работу. После долгих препирательств коммунисты согласились оплачивать лишь незначительную часть типографских расходов. Партийная касса была всегда пуста, деньги поступали из Москвы и от коммунистов, входящих в руководство рабочего союза. Но большую часть американских финнов компартия не интересовала, им было вполне достаточно рабочего союза. Поэтому на одном из общих собраний союза было решено, что каждый член союза волен сам решать, будет ли вступать в компартию.

Я получила полномочия и принялась по-новому организовывать работу печати. Я должна была укомплектовать редакции прежними работниками и принять новых. Занималась и финансовыми вопросами. Особое значение придавала отделу рекламы, им заведовал толковый коммерсант, нам с ним удавалось получать рекламу от многих, и не только финских, предприятий, от врачей, адвокатов. Редакторы газеты «Этеенпяйн» обычно обсуждали со мной главные события дня, почти каждый вечер я беседовала с главным редактором. Иногда я правила стиль, пыталась улучшить общий уровень газеты. Мы старались публиковать в газете больше статей о Финляндии, финнов очень интересовала покинутая родина.

Старый печатный станок в Ворчестере решено было продать. В Москве это стало известно, и Сирола написал мне, что ленинградская финская газета «Вапаус» готова его купить. Руководство финского союза в Нью-Йорке решило этот станок подарить ленинградским финнам. Его разобрали и отправили в Россию, но там выяснилось, что собрать его некому, попросили направить в Ленинград специалистов. Поехало трое наборщиков из американских финнов. Закончив работу, двое из них, Вирккула и Юрвелин, вернулись в Америку. Третий, Хиетала, к своему несчастью, решил задержаться в Ленинграде. Сообщил, что должен обучить наборщиков «Вапаус» пользоваться станком. На самом же деле он влюбился в молодую финку и женился. Очень скоро ГПУ заподозрило в нём тайного агента США. Молодожёнов арестовали. Я встретила госпожу Хиетала в лагере в Потьме: два десятилетия она промаялась по тюрьмам и лагерям. Когда освободилась, узнала, что муж умер в каком-то из сибирских лагерей.

Я думала, что Маннер пробудет в Канаде недолго, поэтому очень удивилась, когда он через много месяцев после нашего приезда появился в моём кабинете в Нью-Йорке. По его словам, Куусинен препятствовал его возвращению в Москву. Задание в Канаде он уже выполнил, делать там больше было нечего. Он был страшно обижен на Отто, считал, что Куусинен хочет от него избавиться, ждёт его ареста. И Маннер уговорил меня просить Куусинена о его возвращении в Москву. Я написала Отто письмо, высказав неодобрение его действиям. Скоро Маннер получил разрешение вернуться. В глубине души я, правда, сомневалась, что Куусинен хотел отставки Маннера. Что Маннер был в своих догадках прав, я узнала лишь в 1933 году, когда вернулась в Москву и услышала о разногласиях Куусинена и Маннера в отношении финской компартии. Тогда мне стало ясно, что Отто в своей мстительности не отступит ни перед чем. В 1935 году он подал в Интернациональную контрольную комиссию длинную докладную с обвинениями против Маннера и его жены. Обоих Маннеров исключили из партии и вскоре арестовали.

Шёл 1932 год. Америка готовилась к президентским выборам. По решению Коминтерна коммунисты выдвинули своего кандидата — председателя компартии США Уильяма Фостера. Фостер активно участвовал в профсоюзном движении, поэтому надеялись, что рабочие проголосуют за него. Претендентом на пост вице-президента был выдвинут негр Джим Форд [140]. В Коминтерне думали, что за него проголосует цветное население.

Форд в это время учился в Москве, в Ленинской школе. Он получил приказ вернуться в Америку и принять участие в предвыборной кампании, которую финансировал Коминтерн. Там так плохо знали политическую обстановку США, что верили в победу. Всю энергию сосредоточили на негритянском населении. Но напрасно — кандидаты партии не набрали достаточно подписей для включения в избирательные бюллетени. Тогда коммунистам велели голосовать за Рузвельта [141]— была надежда, что он признает советское правительство. Это и произошло в 1933 году.