Вячеслав Козляков - Борис Годунов. Трагедия о добром царе

Опричнина, благодаря которой Борис Годунов так быстро оказался в приближении у царя Ивана Грозного, вскоре была упразднена. В 1572 году царь не только запретил упоминать само это слово, но и отказался от услуг многих, ранее незаменимых опричных «гвардейцев», включая Малюту Скуратова. Скорее всего молодость спасла Бориса Годунова и это охлаждение не коснулось его самого; он продолжал служить в свите царевича Ивана Ивановича. В чине рынды «с копьем» Борис Годунов упомянут в разряде похода на Пайду в конце 1572-го — начале 1573 года; к тому времени он получал денежный оклад в 50 рублей [150] Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Состав «особого двора» Ивана IV в период «великого княжения» Симеона Бекбулатовича // Археографический ежегодник за 1976 год. М., 1977. С. 170; Зимин А. А. В канун грозных потрясений… С. 18. . Правда, его соперник в искании милостей Ивана Грозного Богдан Бельский значительно обогнал свойственника: он служил в рындах «с рогатиною» у царя, вскоре был пожалован в стольники, и его оклад был в пять раз больше — 250 рублей [151] Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Состав «особого двора» Ивана IV… С. 163. . В походе на Пайду Борис Годунов должен был стать свидетелем гибели своего тестя и главного покровителя Малюты Скуратова. Это случилось на приступе 1 января 1573 года. Даже летописцы отметили смерть «ближнего царева и думнаго дворянина» [152] Пискаревский летописец// ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 192. . Как считал С. Б. Веселовский, проницательный Малюта Скуратов, не дожидаясь казни, сам «напросился» на «верную смерть». Но могло быть и по-другому. Большинство опричников (и Борис в их числе) не обладали ратным опытом, поэтому многие быстро гибли во время серьезных военных действий [153] Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины… С. 203. . На долю зятьев Малюты Скуратова (в том числе Бориса Годунова), видимо, выпала печальная забота о погребении тела покойного, завершившего свой земной путь с репутацией страшного палача и убийцы митрополита Филиппа. Малюта Скуратов был похоронен в родовом некрополе Бельских в Иосифо-Волоколамском монастыре, куда царь, а потом и сам Борис Годунов делали большие вклады [154] Разрядная книга 1475–1605 гг. С. 320–322; Вклад Бориса Годунова в 50 рублей привез из Старицы в Иосифо-Волоколамский монастырь игумен Еуфимий 1 мая 1576 года. См.: Пискаревский летописец// Материалы и исследования… С. 163 (коммент. О. А. Яковлевой); Мордовина С. П., Станиславский А. Л. Состав «особого» двора… С. 163–164, 170; Das Speisungsbuch von Volokolamsk / Кормовая книга Иосифо-Волоколамского монастыря… Koln; Weimar; Wien. 1998. P. 229, 373. .

Иван Грозный продолжал доверять Годуновым. В государевой свите появились и представители старшей ветви рода. В 1572 году царь приблизил к себе еще и «новгородских» Годуновых. Самый старший в поколении Бориса, Яков Афанасьевич Годунов, был поставлен в росписи похода в Великий Новгород выше всех. Он был рындою «с другим саадаком» у самого царя, в то время как Борис Годунов служил рындою «с копьем» у царевича Ивана Ивановича. В царскую думу первым из Годуновых тоже попал не Борис, как можно было подумать, и даже не Дмитрий Иванович Годунов. С чином царского окольничего впервые встречается Степан Васильевич Годунов, оставленный после взятия Пайды на воеводстве в Вильяне в 1573 году. К этому времени относится его успешное местническое дело с первым воеводой и тоже окольничим Василием Федоровичем Воронцовым, в результате чего в разрядных книгах появилась запись о выдаче Степану Васильевичу «невместной» грамоты [155] Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1982. Т. 2. Ч. 3. С. 336; Эскин Ю. М. Местничество в России XVI–XVII вв…. С. 59. . Постельничий Дмитрий Иванович Годунов получил чин окольничего позже, уже в 1574 году (он упоминается с этим чином 10 апреля 1574 года, возможно, был пожалован на Пасху, приходившуюся в том году на 11 апреля) [156] Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 2. Ч. 3. С. 364. .

Решение, навсегда изменившее значение рода Годуновых, было принято царем в конце 1574-го — начале 1575 года. Царь подтвердил свой давний выбор относительно женитьбы сына, царевича Федора, на Ирине Годуновой. Но достаточно ли было одного родства с женой царевича, чтобы навсегда «войти в историю»? Иван Грозный трижды менял жен у старшего царевича Ивана, добиваясь, чтобы те родили наследника. Что же мешало царю сделать то же самое и с Ириной Годуновой? Так что большой вопрос, достиг бы Годунов могущества, если бы он, со всеми своими талантами, удачей, славой и шлейфом тянущихся за ним темных историй, не обладал теми уникальными свойствами умелого царедворца, о которых мы знаем?

Царь Иван, как известно, и сам часто менял жен. Ему даже пришлось вымаливать себе разрешение на вступление в новый, четвертый брак у церковного собора, так как его третья жена Марфа Собакина заболела с самой свадьбы. В соборном определении 29 апреля 1572 года говорилось: «Ненавидяй добра, воздвиже ближних многих людей враждовати на царицу Марфу, еще в девицех сущу, точию имя царское возложено на нее, и тако ей отраву злую учиниша… и только была за ним две недели, и преставися». Царь угрожал принять постриг («хоте облещися во иноческое»), говорил о своей заботе о царстве и детях… Все это пришлось принять во внимание участникам собора во главе с новгородским архиепископом Леонидом; они подтвердили, что брак не мог считаться полноценным, «понеже девства не разрешил третьяго брака» [157] Древняя Российская вивлиофика. Ч. 13. С. 104–105. . Иерархи церкви наложили на царя епитимью, которую он «сбросил» весьма оригинальным способом, заточив в тюрьму, а позднее и казнив владыку Леонида, уступившего его человеческой слабости.

В начале 1575 года все были заняты подготовкой царской «радости» (то есть свадьбы). Царь, вступая в брак с Анной Григорьевной Васильчиковой, скорее всего, одновременно женил и своего сына царевича Федора Ивановича (царь любил «подгадывать» к своим свадьбам устройство семейных дел). Даниил Принц, бывший с австрийским посольством в Московском государстве в конце 1575-го — начале 1576 года, писал, что свадьбы царевичей произошли в год его прибытия в Россию, то есть в 1575 году: «Оба сына, старший двадцати лет от роду и меньший восемнадцати, еще безбородые, вступили уже в супружество с дочерьми каких-то бояр, в тот самый год, когда мы были там» [158] Даниил Принц из Бухова. Начало и возвышение Московии / Пер. И. А. Тихомирова // ЧОИДР. 1876. Кн. 3. С. 28. . Упоминавшийся вклад 1575 года в Пафнутьев-Боровский монастырь, в котором впервые встречается имя Ирины Годуновой как жены царевича Федора, был прежде всего вкладом царевича Ивана и его жены Феодосии. Этот дар монастырю можно трактовать как часть общей царской «молитвы о чадородии» Ивана Грозного и его сыновей. Надо помнить особое значение, которое имел Пафнутьев-Боровский монастырь для московской великокняжеской и царской семьи в XVI веке. Еще со времен великого князя Василия Ивановича считалось, что именно молитва Пафнутию Боровскому помогла родиться первенцу в новом браке великого князя с Еленой Глинской. В царской семье всегда помнили об этом и, естественно, снова обратились с молитвой к почитаемому чудотворцу [159] A. Л. Баталов собрал сведения о посвящениях не одного, а нескольких храмов святым — покровителям царевича Федора и Ирины Годуновой: «Связь храма в Пафнутьевом монастыре с молением о чадородии преподобному Пафнутию подтверждают и посвящения престолов во имя патрональных святых царской четы: северный придел освящен во имя Ирины Мученицы, южный в дьяконнике, во имя Феодора Стратилата. Из этого обстоятельства невозможно сделать каких-нибудь прямых выводов, но подобные парные посвящения приделов встречаются в 1580-е гг. В том же Троице-Сергиевом монастыре в Успенском соборе устраиваются два придела во имя Феодора Стратилата и Ирины Великомученицы. С 1586 г. в Ипатьевском монастыре строится храм Феодора Стратилата с приделом Ирины Великомученицы (окончен в 1595–1596 гг.). В 1585 г. в новом Зачатьевском монастыре в Москве соборные приделы освящаются во имя патрональных святых царя и царицы». См.: Баталов А. Л. Заказчик в истории русской архитектуры. М., 1994 (Архив архитектуры. Вып. 5). С. 117–140. . В записи на покрове говорилось: «В лето 7083 (1575) марта в 5 день сделан покров сий при государе царе и великом князе Иване Васильевиче всея Руси и при его царице и великой княгине Анне и при его благородных чадех Иване Ивановиче и при его царице княгине Федосьи и при благородном царевиче князе Федоре и при его царице княгине Ирине повелением царевича Ивана Ивановича и его царицы княгини Федосьи» [160] Покров с изображением святого Пафнутия Боровского был вкладом царевича Ивана Ивановича и его второй жены царевны Феодосии (она происходила из рода рязанских дворян Петровых-Соловых, до взятия во дворец носила имя Пелагея). Перечисление в записи на покрове всех членов царской фамилии показывает, что это не был рядовой вклад, не случайно, что и в XIX веке он хранился как самая большая реликвия внутри алтаря над царскими вратами. См.: Историческое описание Боровского Пафнутиева монастыря. М., 1859. С. 85. .