Степан Неустроев - Путь к рейхстагу

Неустроев Степан Андреевич

Путь к рейхстагу

Аннотация издательства: В истории Великой Отечественной войны нашему земляку Герою Советского Союза Степану Андреевичу Неустроеву отведено видное место - ведь он командовал батальоном, бойцы которого водрузили Знамя Победы над рейхстагом. Увлекательно, с любовью к своим однополчанам рассказывает автор о трудном пути к рейхстагу, показывает предшествовавшие подвигу и последующие события в своей необычной судьбе.

С о д е р ж а н и е

Мечты и действительность

Война

В разведке

Выжить!

Первая стрелковая

Из боя - в бой

Высоты надо брать

Доверено быть комбатом

Памятные дни Померании

На главном направлении

На Берлин!

Штурм рейхстага

Последняя атака

Мы победили!

После войны

Много лет спустя

...Особенно ожесточенный бой разгорелся за рейхстаг. Его здание было одним из важнейших пунктов обороны в центре Берлина; водружение над ним советского красного знамени знаменовало собой нашу историческую победу. В 13 часов 30 минут батальоны капитанов С. А. Неустроева, В. И. Давыдова, К. Я. Самсонова пошли на штурм рейхстага ...стремительной атакой советские войска ворвались в рейхстаг... К концу дня 1 мая рейхстаг был полностью взят.

Советский Союз в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.

Мечты и действительность

Мой отец, Андрей Сергеевич, до начала первой мировой войны занимался крестьянским трудом. В 1912 году его призвали на действительную службу. Прошел всю империалистическую на фронтах. Служил исправно, получил два Георгиевских креста и звание унтер-офицера.

В родные края, в Талицу, вернулся уже в 1919 году и был призван в органы ОГПУ и назначен уполномоченным по уезду. На должности этой пробыл до 1929 года. Служба оказалась беспокойной и опасной. Помню, дед часто поругивал отца: "У всех сыновья как сыновья, живут дома, занимаются крестьянством, а ты мотаешься по уезду, ловишь каких-то "контрилюцинеров". Моя мать, Лукия Евгеньевна, поддакивала свекру: "Верно говорит тятенька, брось службу, а то эти "контрилюцинеры" оторвут тебе голову".

Отец, слушая эти разговоры, посмеивался, молча натягивал сапоги, надевал шинель, проверял, заряжен ли наган, и уходил из дому. Случалось, что он возвращался из своих поездок только через несколько дней. Я гордился отцом и частенько напоминал своим товарищам, что у него есть наган и он борется с буржуями.

На всю жизнь мне запомнился 1929 год. В Талице организовали коммуну. Отца избрали председателем., В двух километрах от деревни построили бараки с длинными сквозными коридорами и маленькими комнатушками. Деревня опустела. Вся Талица уместилась в трех бараках. Была общая столовая, кормили в ней бесплатно. Я и многие мои приятели умудрялись обедать, а иногда и ужинать по два раза.

Парнишки и девчонки моего возраста построили ледяную горку. Было людно и шумно. Нам, детворе, новая жизнь нравилась.

Коммунары из Талицы пригнали скот, в корзинах принесли гусей, кур. Скот и птицу разместили в огромных холодных сараях, сделанных на скорую руку из жердей и хвороста. Отец целыми днями пропадал на работе, мы его видели редко. Домой он приходил хмурым, неразговорчивым. Вечно куда-то торопился. Осунулся, оброс.

В наших местах это был первый опыт создания коммуны. Люди хотели лучшей жизни, но как ее строить - еще не знали. Шли вперед ощупью и, конечно, допускали немало промахов. Коммуна просуществовала год и распалась.

Все вернулись в деревню, а в ней дома оказались разрушенными - без дверей и окон.

Весной, как только просохли дороги, отец сказал, что из деревни нужно переезжать в город. Мать в слезы - как же уезжать с насиженного места? Куда уезжать? Она очень горевала из-за своего хозяйства. А были у нас крытый соломой домишко, пяток кур да худой поросенок. Но отец твердо решил: надо ехать. И решение свое объяснил. Идет индустриализация страны: закладываются новые заводы, электростанции, шахты. Советское государство выходит на широкую промышленную дорогу. Городу требуется рабочая сила. Отца и влекло в новую кипучую жизнь.

Заколотили досками окна и двери. Дядя Вася, родной брат отца, запряг свою серую лошаденку, погрузили пожитки на телегу и тронулись в путь.

До Березовского завода мы добрались на пятые сутки, разыскали Марину мою старшую сестру. Но жить у нее нам не пришлось, сестра сама снимала небольшую комнатушку.

Приютил нас сосед - старатель, строгий на вид. Вначале молча оглядел детвору. Мне, старшему, было восемь лет, сестрам - Кате шесть, а Парасковье четыре. Младший братишка, Володя, еще не ходил, сидел у матери на руках, крепко ухватившись обеими ручонками за шею. Увидел бородатого человека и громко заплакал.

- Ну, не реви, будем жить дружно, - пробасил старатель (фамилия его Медведев) и ушел в дом.

Мы жили у Медведева восемь лет, и, нужно сказать, он оказался человеком добрым и мягким.

Наша "малуха", так называли флигелек, в котором мы жили, состояла из одной комнаты. Была она просторной, но холодной. Отапливалась железной печкой-"буржуйкой". На "буржуйке" готовилась пища. Мне сейчас даже трудно поверить, что это было. В те далекие годы детства мать варила для нас только похлебку да картошку в мундирах. Другой еды мы не знали. Первый раз в жизни я ел рисовую кашу с подсолнечным маслом, когда стал учеником токаря. Каким же вкусным показался этот рис!

Мое детство, как и детство многих моих сверстников, было тяжелым. Семья большая, отец зарабатывал мало. Мать была портнихой, шила для семьи рубашонки и штанишки. Иногда она брала шитье у людей. Это давало дополнительные деньги к отцовской зарплате, но и их не хватало.

Летом 1932 года, после окончания второго класса, десятилетним парнишкой я все каникулы пас коров. Думал, заработаю к школе на кожаные ботинки и суконное пальто с настоящим меховым воротником. Старший пастух Егор Иванович Исаков был человеком добрым, но больным и с "дырявой памятью", как говорили о нем люди. Мучился радикулитом. Ляжет в тень под деревья, положит руки на поясницу и охает, пока не уснет. Нам же, подпаскам, укажет, куда гнать стадо, где кормить и когда дать скоту отдых. Мы, довольные его доверием, старались изо всех сил. Домой приходил уставшим, но гордым - я работаю и скоро будут у меня кожаные ботинки и пальто с настоящим воротником. Все лето пас коров. Загорел, лицо почернело от солнца и ветра, но своего добился - заработал на ботинки и пальто. Мать радовалась не меньше моего и со слезами на глазах говорила: "Ну, слава богу, вот и Степанко работает, жить будет полегче".

В школу я пошел еще в Талице, а закончил семь классов в Березовске. В этом городке, а точнее, в Ленинском поселке, в 1938 году мы получили квартиру. Она была в двухэтажном бараке, но как мы радовались ей! Мать стала топить печь и все приговаривала: "Хотя бы духовка хорошо пекла да в комнате было тепло, а то уж нажились в холоде".