М. Новоселов - Иван Васильевич Бабушкин

Поздним вечером он в сопровождении настоящего студента, участвовавшего в подготовке побега, уселся в повозку и поехал по Новомосковскому шоссе в гости, на дачу к своему новому знакомому. Трудно было заподозрить в этих двух громко разговаривающих, веселых студентах, собравшихся провести денек-другой за городом, недавнего арестанта и одного из организаторов его побега. Поездка закончилась благополучно, и студенты мирно отдыхали от «усиленных занятий» у родственников на даче.

Через день Бабушкин, распростись со студентом, двинулся в дальний путь.

И. В. Бабушкин приехал в Петербург в октябре 1902 года, поселился на Охте, во втором этаже небольшого деревянного дома, под именем страхового агента Шубенко. Эта новая профессия, так же как и недавняя работа офени-коробейника в Орехово-Зуеве, давала возможность ходить по разным учреждениям и частным домам, не вызывая подозрения. Новый агент с усердием выполнял свои обязанности: объяснял домохозяину всю пользу своевременной страховки дома, к тому же еще деревянного, приводил цифровые данные о сгоревших за год домах, не застрахованных по оплошности или забывчивости их хозяев, говорил о том, как опасно держать имущество без надежного страхового полиса, и т. п.

Он охотно показывал дворникам и квартальному эмблемы самых богатых и надежных страховых обществ — «Саламандра», «Феникс» и других — и всегда отмечал, что людям, обладающим недвижимой собственностью, нельзя лечь спать спокойно, если их имущество еще не застраховано. Даже сама походка этого рассудительного в больших очках с золотой оправой, солидного человека поневоле располагала к разговору о банках, сбережениях, имуществе, страховых полисах. Вскоре к страховому агенту из Твери приехала жена, и супруги Шубенко, как казалось их соседям, зажили обычной жизнью: муж ранним утром отправлялся на службу, обходя своих многочисленных клиентов, жена занималась домашними делами и уходом за своей крошкой-дочкой.

Иван Васильевич был очень доволен рождением ребенка: Прасковья Никитична еще в Орехово-Зуеве как-то сказала, что она очень хотела бы воспитать такого же, как ее Ваня, прямого и честного борца за рабочее дело. В долгие месяцы тюремного заключения во Владимире и Екатеринославе Бабушкин сильно беспокоился о жене. Прасковья Никитична осталась в Москве беременной, без всяких средств к существованию. До побега из екатеринославского полицейского участка Бабушкин об участи жены не получал никаких известий. Лишь в Лондоне он узнал от приехавших из Москвы искровцев, что Прасковья Никитична находится в Твери под надзором полиции, получает небольшую помощь от товарищей по организации, что у него уже есть дочурка Лидия.

По приезде в Петербург Ивану Васильевичу почти не приходилось проводить дома вечера: трудная подпольная работа поглощала все время.

Он смело и уверенно выступал против «экономистов», пытавшихся затормозить революционное движение столичного пролетариата и старавшихся помешать окончательному переходу всей массы петербургских рабочих на платформу ленинской «Искры».

Иван Васильевич нашел немало друзей, уцелевших после неоднократных арестов членов «Союза борьбы». Вместе с ними ему удалось быстро разоблачить перед кружковцами и районными работниками немногих ставленников Токарева, показав рабочим всю оппортунистическую сущность «экономизма».

Бабушкин выступал на больших подпольных собраниях рабочих, читал им статьи Ленина в «Искре», подробно останавливался на отдельных положениях ленинских работ «С чего начать?» и «Что делать?».

Он с глубоким удовлетворением читал рабочим о том, что если бы значительное большинство местных комитетов активно взялось за общее дело, то общерусская марксистская газета «стала бы частичкой громадного кузнечного меха, раздувающего каждую искру классовой борьбы и народного возмущения в общий пожар. Вокруг этого, самого по себе очень еще невинного и очень еще небольшого, но регулярного и в полном значении слова общего дела систематически подбиралась и обучалась бы постоянная армия испытанных борцов. По лесам или подмосткам этой общей организационной постройки скоро поднялись и выдвинулись бы из наших революционеров социал-демократические Желябовы, из наших рабочих русские Бебели, которые встали бы во главе мобилизованной армии и подняли весь народ на расправу с позором и проклятьем России».

«Вот о чем нам надо мечтать!» — взволнованно произносил Бабушкин горячий призыв Ленина.

К концу 1902 года искровцы возглавили Петербургский комитет.

29 декабря 1902 года И. В. Бабушкин смог написать Ленину:

«Я наконец принял уже ряд обязанностей, состою в районной организации, член Центрального комитета и думаю потребовать от членов, чтобы все корреспонденции проходили через меня».

Большую борьбу пришлось провести И. В. Бабушкину не только против «экономистов», но и против зубатовщины, этой подлой, ловко задуманной царским правительством ловушки для революционных рабочих.

Еще в январе 1899 года, перед отъездом из Екатеринослава, Бабушкин видел попытку Святополк-Мирского насадить «полицейский социализм». Методы «светлейшего» вскоре развил до небывалых размеров матерый охранник-жандарм Зубатов. Именно он в 1900 году писал в донесении департаменту полиции о том, что «крупнее Ульянова в революции сейчас никого нет», и предлагал план убийства В. И. Ленина.

Теперь, в 1901–1902 годах, Зубатов задумал создать широкие «рабочие организации», чтобы отвлечь рабочих от революционных выступлений, направив все их внимание на экономические требования.

Зубатов старался внушить рабочим, что царское правительство печется о них и непременно удовлетворит их просьбы. Чтобы сделать более правдоподобными свои заверения о защите рабочих правительством от капиталистов, Зубатов заставлял предпринимателей выполнять некоторые мелкие, несущественные требования рабочих и широко рекламировал это «государственное воздействие на предпринимателей». В то же время агенты Зубатова всеми мерами стремились, с одной стороны, выследить наиболее революционных рабочих и, с другой стороны, одурманив рабочую массу рассказами о «заботах царя», организовать монархические манифестации.

На первых порах зубатовщина дала некоторые всходы: ослепленные зубатовскими посулами, подачками, некоторые слои малосознательных рабочих начали ходить на собрания, созываемые полицейскими агентами, слушать ласковые речи развращенных зубатовщиной интеллигентов (например, профессора Озерова, представителя крупных промышленников) о «социальном мире», об «улучшении рабочего законодательства» и т. п. В феврале 1902 года зубатовцам удалось организовать в Москве монархическую манифестацию перед памятником Александру II, в которой участвовали даже и обманутые зубатовцами рабочие. Ободренные этим успехом, зубатовцы начали плести свою паутину в Минске, Одессе и в других промышленных городах запада и юга России. Сам же Зубатов в 1902 году перенес свою развращающую деятельность в столицу: он был назначен начальником особого отдела департамента полиции и пытался еще шире развернуть свои общества в Петербурге.