М. Новоселов - Иван Васильевич Бабушкин

Иван Васильевич провел несколько дней в непрерывной работе: он грузил оружие, договаривался с железнодорожниками об отправке поезда, узнавал у телеграфистов последние сведения о движении карателей. Спустя неделю после съезда Иван Васильевич поздним вечером пришел на запасные пути станции Чита-товарная. Вместе с ним были рабочие и телеграфисты Бялый, Савин, Клюшников, Ермолаев и еще один товарищ. — Все? Едем! — коротко и тихо сказал Иван Васильевич, осматривая подошедших друзей, подтянулся на руках и проворно вскочил в вагон-теплушку. За ним влезли его товарищи, и дверь закрылась.

Через два часа глухой морозной ночью поезд, без огней, осторожно двинулся на запад.

Опустив почти до земли густо усыпанные снегом ветви, стоят деревья.

Зима, суровая сибирская зима в разгаре.

Кажется, все живое стремится укрыться от лютого мороза. Лишь на узкой ленточке железной дороги, тускло чернеющей рельсами среди ослепительного снега, вьется дым: поезд, почти не останавливаясь на разъездах и мелких станциях, стремительно летит на запад, к замерзшему Байкалу. За Байкалом Иркутск — большой промышленный город, из которого по телеграфной линии несутся тревожные вести…

Идущий из Читы поезд невелик — всего десять вагонов. Последний вагон кажется пустым, ни одного луча света не мелькнет в наглухо закрытом изнутри окошке. Двери также плотно задвинуты. Все ближе и ближе подходит поезд к Байкалу. До Иркутска осталось лишь несколько сот верст. Уже проехали Верхнеудинск, Мысовую… Машинист покрасневшими от бессонных ночей глазами напряженно всматривается в ночную морозную тьму, — он знает, какой груз находится в хвосте поезда. Кочегар без приказания, по одному взгляду машиниста понимает его, — ив топку паровоза летят смолистые сухие поленья. Паровоз выбрасывает новую тучу искр и еще быстрее, подрагивая на выходных стрелках, устремляется в темную даль.

На больших станциях дверь последней теплушки осторожно приоткрывается. Прямо в сугроб спрыгивает одетый в пальто с барашковым воротником озабоченный, торопящийся человек. Он поспешно идет на станционный телеграф и о чем-то вполголоса беседует с дежурным у аппарата. Белая, шуршащая лента, испещренная точками и тире, внимательно перечитывается телеграфистом. Дежурный крепко жмет руку приехавшему, и тот направляется к паровозу своего поезда. Несколько коротких слов машинисту, взгляд на загоревшийся впереди зеленый сигнал семафора — и поезд, без свистков выходит на главный путь, стремясь к Иркутску. А человек в пальто и валенках, ухватившись за протянутую руку товарища, уже на ходу поезда взбирается по лесенке теплушки.

— Путь свободен на четыре перегона. К утру, если поедем так же, будем в Иркутске, — коротко сообщает он ожидавшим его друзьям.

— Хорошо бы, товарищ Николай, — так же кратко отвечает ему один из читинских рабочих, поудобнее укладываясь в углу теплушки.

«Товарищ Николай» кивнул головой, невольно прислушиваясь ко все усиливающемуся постукиванию надо колес вагона на стыках рельсов: поезд шел ложным ходом. Бабушкин думал о том, что необходимо поскорее проехать без задержки большие станции, где стоят десятки эшелонов, переполненных воз вращающимися домой из маньчжурской армии солдатами.

— Спите, товарищи, я подежурю, — сказал он.

…Ранним утром,» когда ели и пихты едва-едва вырисовывались в колючем морозном воздухе, поезд остановился на одной из небольших станций. Иван Васильевич, привычно осмотрев револьвер, приоткрыл дверь теплушки.

— Узнаешь? Что за станция? — спросил он телеграфиста, также не спавшего почти всю ночь.

— Как будто Слюдянка, — всматриваясь в окрестные строения, ответил Бялый, хорошо знакомый с местностью.

Бабушкин хотел было спуститься по лесенке, но вдруг отпрянул в глубь теплушки. — Закрой дверь! Скорее! Какой-то поезд на главном пути из России… Солдаты вокруг него!.. — вполголоса сказал он.

На мгновение воцарилась тишина. Захрустел снег под тяжелыми солдатскими валенками. Со всех сторон к поезду бежали во главе с офицером солдаты карательного отряда. Десятки рук ухватились за скобы дверей теплушки… В окошко просунуты штыки… дверь трещит от ударов прикладами.

— Вылезайте!.. Перестреляем!.. — кричал офицер.

Более полусотни солдат полукольцом охватили поезд. От главного пути бежало со штыками наперевес еще несколько взводов.

Сопротивляться было невозможно. Каратели осветили фонарями теплушку и сразу заметили ящики.

— Эт-то что за груз? Фамилия? — допытывался офицер, держа револьвер у виска Бабушкина.

— Груз хороший, — усмехнулся в ответ Иван Васильевич, — а фамилия моя вам не надобна.

Бабушкина и его товарищей схватили и крепко связали. Командовал солдатами комендант поезда карательной экспедиции Заботкин.

— Ага, голубчики!.. Попались!.. Оружие везете?.. Ну, не-ет! Подождут ваши това-ари-ищи! — уж не кричал, а как-то визжал он, когда солдаты выносили из теплушки ящики с винтовками и патронами.

Подгоняя арестованных прикладами, каратели повели Ивана Васильевича и его товарищей к поезду Меллер-Закомельского, стоявшего на главном пути. Избитых, с окровавленными лицами бросили читинских большевиков в товарный вагон, находившийся в голове генеральского поезда. На вагоне мелом — крупная надпись: «Для допроса».

Поезд тронулся на восток.

…Медленно, точно подкрадывающийся зверь, продвигался поезд карательной экспедиции. Подолгу стоял он на разъездах и двигался дальше лишь тогда, когда комендант карательного поезда убедится, что впереди нет засады, нет «революционного эшелона», которого все время сильно опасались каратели. По составленному лично Меллер-Закомельским плану идущие навстречу карателям «поезда останавливаются у входного семафора и подходят на станцию уже оцепленными. На случай, если такой революционный поезд не послушает семафора и попытается прорваться, на другом конце станции будут поставлены орудия, обязанность которых будет разнести паровоз.

Пассажиры вошедшего на станцию поезда не выпускаются из вагонов под угрозой применения силы; в вагоны входят офицеры с несколькими нижними чинами и производят осмотры».

В ночь на 17 января поезд карателей пришел на станцию Мысовая.

Следующие два дня глава карательной экспедиции наводил «порядок» на этой станции. Меллер-Закомельский не брезговал доносами уголовных элементов: один из местных жителей-поселенцев, отбывший каторгу за убийство, сообщил карателям фамилии «местных пропагандистов», как называли на Мыеовой членов революционного комитета. Меллер немедленно распорядился арестовать их всех.

Арестованы доктор, фельдшерица, трое телеграфистов. Отряды карателей производили повальные обыски в станционных зданиях, в депо, на водокачке. Меллер-Закомельский намеревался даже послать отряд для поисков оружия у местных жителей в окрестную деревню Посольск, находившуюся от станции Мысовой в десяти верстах. Станция и поселок при ней точно вымерли. Офицеры-каратели могли по одному лишь подозрению «в сочувствии революционерам» арестовать и расстрелять любого жителя.