Израиль Бас - Иван Федоров

И все же Максим Грек старался пробить эту стену недоверия и поповского мракобесия. Своих учеников-переводчиков и писцов, с которыми вместе работал, он учил внимательно и осмыслению относиться к слову. Ученики любили Максима, его рассказы о Греции и Италии, о тамошних книжных людях. Это были поучительные рассказы, после которых яснее становилось, что и как надо делать.

Иван Федоров многому научился от близких к Максиму людей. Они приносили ему сочинения Максима Грека, передавали его рассказы и наставления.

Пришлось Федорову усиленно заняться и грамматикой.

На Печатном дворе уже появилось немало работников, помощников Ивана Федорова, «клевретов», как назвали их тогда по-книжному.

Вскоре на Никольской, у Гостиных рядов, недалеко от Кремля, выросли прекрасные палаты — Московский печатный двор.

Московский печатный двор в XVIII веке. С современной гравюры.

Макарий выбрал, наконец, исправную рукопись. Доложили царю, что все готово. Царь велел начинать.

Стали Иван Федоров и Петр Мстиславец к наборной кассе, замелькали в их руках свинцовые буквы. Появилось на Руси новое ремесло — книгопечатное.

Иван Федоров и Петр Мстиславец на Московском печатном дворе. С рисунка А. Моравова.

Радостно было на душе Федорова, спорилась работа. Клевреты бегают по Печатному двору, носят бумагу, смачивают ее. Федоров или Мстиславец отпечатывают лист за листом, клеврет осторожно вешает оттиски на бечевку для просушки.

Федоров учил клевретов набирать, печатать. А в «справной палате» он с книжными людьми читал и перечитывал, не вкралась ли ошибка в отпечатанную страницу, да не было ли ошибки в той книге, с которой набирали. Книжным людям приходилось думать над каждым словом, над каждой буквой. Иногда их охватывало сомнение: на одной странице слово изображено так, а на другой — то же слово написано уже иначе. Как быть? Так и печатать по-разному? Это не годилось. Надо было исправить, чтобы во всей книге одно и то же слово всегда одинаково печаталось. По какому же начертанию исправлять?

Шел Иван Федоров к Макарию, докладывал ему. Не всегда и Макарий сам решал трудное дело. Начинались поиски, советы. Наконец, исправляли, и уже тогда можно было печатать везде одинаково.

В январе 1556 года, когда новая типография стала давать лишь первые свои плоды, умер Максим Грек. Федоров был глубоко опечален. Только в последние годы пришлось ему столкнуться с этим человеком, но на всю жизнь запомнил и полюбил его. Федоров знал, что Максим Грек был одним из тех, кто усиленно старался ввести в России книгопечатание, советовал это своим друзьям.

Почти целых десять лет продолжал действовать Печатный двор. Но все это была еще только предварительная работа. Иван IV был осторожен. Он требовал все новых и новых проб, добивался дальнейших улучшений. В Москве появились первые печатные книги, но, в отличие от принятых в те времена порядков, в них не было ни послесловий, ни каких бы то ни было других указаний на то, где и когда они напечатаны. Только по шрифту можно догадаться, что они выходили из Московского печатного двора и именно в первые годы его деятельности.

Царь посещал типографию, сам следил за ходом работ, давал свои указания.

Иван IV на Печатном дворе. С картины С. Штейна.

Так шла работа. Окончив одну книгу, начинали другую. Послесловие уже давно писалось. Макарий вместе с царем смотрели его и исправляли, но все еще не давали в печать. Велели Федорову делать работу еще лучше и тоньше. Федоров с помощниками отливали все новые шрифты, рисунки вырезали на дереве.

На Западе давно уж печатались славянские книги, но Федоров не хотел брать образец с них. Буквы там были непривычные, непохожие на русские письмена. Первопечатник знал, что многие с недоверием ждут его работы, опасаются новизны. Максим Грек и Макарий советовали Федорову не отпугивать народ ненужной новизной, а сделать буквы привычные, писаные. Да и самому Федорову нравились русские письмена. Он старался вырезать такие же самые. Сначала получались они хоть похожие, но не такие красивые, не такие стройные и отчетливые. Бился Федоров и достиг, наконец, своего, — вырезал печатные буквы такие же красивые, как и рукописные, еще красивее, пожалуй, — все одинаковые, тонкие и ровные.

Наконец, работа Печатного двора получила одобрение. Печатникам велели набирать «Апостол» с послесловием к нему.

Настал торжественный день 1 апреля 1563 года, стал Иван Федоров сам к столу и приступил к набору первой страницы книги. Дело шло быстро. Скоро готовы были и первые листы. Федоров носил их старцу Макарию. Тот одобрял, хвалил мастеров, но с грустью слушал книгопечатник похвалы: он видел, как дряхлеет старик. Федоров надеялся показать книголюбу готовый «Апостол» с послесловием, в котором имя Макария увековечено печатными буквами, чтоб весь русский народ знал о его любви к печатному делу, о его помощи печатникам.

Однако не довелось Макарию увидеть печатного «Апостола», не довелось прочесть свое имя, впервые напечатанное. Незадолго до окончания книги, накануне нового, 1564 года Макарий умер.

Федоров понимал, что означает для него смерть Макария. У нового дела были враги. Многие из владык церкви сомневались, можно ли писать святые книги не от руки, с молитвою и благоговением, а печатать непонятной хитростью немецкою, как делают поганые еретики.

Митрополит разрешал эти сомнения, освящая книгопечатание своим авторитетом. С его смертью Федоров лишался крепкой защиты. Конечно, книгопечатание шло по приказу царя, но, если новый митрополит не захочет помогать, то печатникам придется трудно.

Так, грустя и сомневаясь в душе, делясь своими сомнениями только с помощником Мстиславцем, не подавая вида другим, продолжал Федоров трудиться над книгой.

Настал, наконец, праздничный день. 1 марта 1564 года был закончен первопечатный «Апостол».

Первый лист первопечатного «Апостола» 1564 года.

Книга завершалась послесловием, которое Иван Федоров набирал особенно торжественно. Здесь рассказывалась история книгопечатания в России, прославлялось это великое дело, упоминались, и по праву, имена первых книгопечатников. Послесловие начиналось обычной религиозной формулой, но была она на редкость сжатой, не похожей на пышные богословские предисловия и послесловия, принятые в тогдашних книгах; авторы словно спешили, отдав дань церковному порядку, поскорей перейти к сути дела: