Ираклий Андроников - Избранные произведения в двух томах (том первый)

По приезде в Москву, прежде чем отнести портреты в Литературный музей с условием о передаче их со временем в Музей Лермонтова, я записался на прием к министру культуры СССР.

— Разумеется, мы отправим письмо, — сказала Екатерина Алексеевна Фурцева, выслушав эту историю и очень довольная. — Но этого мало. Раз уж они отказались от денег, надо послать им подарков — побольше, поинтереснее!..

Чтобы выразить им признательность за щедрое приношение, за добрые чувства, которые они проявили по отношению к нашей стране. И Федина попросите подписать письмо с благодарностью. И не откладывать эту посылку надолго, — говорила она, обращаясь к одному из своих помощников. — Надо послать сейчас же, с группой Большого театра, которая едет на днях!

…Пакет Министерства культуры и оба письма получены в Бонне, отправлены в Штутгарт и вручены.

Об этом пишет мне славный и умный Анатолий Иванович Грищенко, вспоминая наше совместное путешествие в Штутгарт и знакомство с сестрами Хауф.

В те дни обстановка в ФРГ была напряженная. На улицах некоторых городов мы встречали бойких субъектов, которые совали нам в руки предвыборные листовки, призывавшие голосовать за неофашистскую партию. Далее обстановка стала еще сложнее. Но затем произошли важные изменения: к руководству в Федеративной республике пришли реальные люди. Явились возможности для заключения договора с нашей страной, для укрепления мира в Европе. Нет, сестры Хауф в этой стране не одни. Есть и другие — благородные и прогрессивные люди.

1967

В редакцию Всесоюзного радио пришло письмо. Казалось бы — дело обыкновенное. Но это письмо принадлежало к числу необычных:

«Я прослушал рассказ о том, как ученый отыскивал девушку, которой Лермонтов посвятил стихотворение. Очень похожее на это есть у меня. Оно озаглавлено «Mon Dieu» и подписано — Лермонтов… Вот оно…

Первая строчка показалась отдаленно знакомой. Но дальше в письме шли еще восемь строф интереснейшего стихотворения, которого я в жизни никогда не читал:

В конце письма были указаны адрес и фамилия отправителя: Верховка, Барского района, Винницкой области. Учитель Кушта П. А.

Мне передали это письмо с пачкою других, пришедших в ответ на радиопередачу. Я прочел его, вернувшись домой, во втором часу ночи. А в девять часов утра уже летел на Украину. Стояло жаркое лето, всё стремилось на юг, билет я достал просто чудом.

Разумеется, можно было потерпеть к вылететь, скажем, через неделю. Но я не один. Есть и другие. Жена отказывалась меня понимать: «Как ты можешь оставаться в неведении? Я — не могу!» Да мне и самому не терпелось знать: да или нет? И я полетел.

Полтора часа комфортабельного безделья, и самолет опустился под Киевом, на аэродроме Борисполь. Схватив такси, я помчался сквозь Киев в Жуляны — оттуда идут самолеты на Винницу.

И опоздал! Конечно, надо было еще из Москвы созвониться с Союзом писателей Украины, попросить позаботиться о билете. А теперь… Сегодня самолетов на Винницу больше не будет. На завтра — нет билетов. На поезд опоздал тоже…

Стал я вздыхать у окошечка кассы, рассказал про альбом… Послали к диспетчеру. Стал у него вздыхать, ему рассказал…

Через четверть часа услышал вызов по радио: мне предлагалось приобрести билет и выходить на посадку.

Выхожу — четырехместный самолетик, который называют «воздушным такси». Я вскарабкался на сиденье, рядом со мною сел летчик, надвинул прозрачный колпак, самолетик взревел, разбежался и взмыл. Тут я понял, что до этой минуты летал не на тех самолетах.

Спору нет: летать на наших лайнерах — наслаждение. Можно откинуться, пососать карамель, позавтракать, подремать. Но в круглое окошечко видишь немного, чаще всего застылые облачные сугробы. А тут!.. Со всех сторон окружает тебя сверкающее пространство! А когда, разворачиваясь, самолетик над самым Киевом лег на крыло, я почувствовал себя как Демон над горами Кавказа! Единственно тревожила красная кнопка перед глазами: «Пожар».

— Разве бывают пожары? — прокричал я в грохоте самолета.

— Сядем! — прокричал летчик. — А взорвется — не успеем подумать! Так что не бойтесь!

Через сорок минут пошли на посадку — прямо на стадо, которое, закрутив хвосты, расскочилось. Самолет попрыгал, остановился и, только я из него вылез, — исчез.

Я поплелся к аэропорту. Кто-то заносил ногу на мотороллер. Не видя другого транспорта, я попросился пустить на багажник, поставил чемоданчик перед собой. И мы помчались быстрее, чем тот самолет. На повороте я чуть не вылетел и схватился за моего возницу.

Он крикнул:

— Будешь хвататься — будешь больше платить!

Нет, я изо всей силы вдавливал мой чемодан в его поясницу!

Примчались в город. Осадили перед зданием областного комитета партии. Спуская меня с мотороллера, мой благодетель сказал:

— Это я пошутил, что больше платить. Можете совсем не давать, как хотите…

Очень быстро я поставил Винницкий облисполком в известность, что в Барском районе отыскалось новое стихотворение Лермонтова, и просил машину, чтобы добраться до Бара и до Верховки.

Мне пояснили, что туда более ста километров, идет уборочная, машины в разгоне; может быть, придется несколько обождать. Но я как-то ловко сумел намекнуть, что в других областях лермонтовские автографы уже находились, а в Винницкой еще ни разу не находились. Так что Винница в некотором смысле как бы «недовыполнила план по автографам».

Посмеялись. Решили отдать меня в руки областного радиокомитета: «Раз письмо пришло на радио — радио и помочь должно».

Вскоре к подъезду подкатил «газик». В нем нашел я поэта Анатолия Бортняка, заведующего литературным вещанием, и Женю Щура-водителя. Ребята живые, культурные, милые. Хорошо было с ними. И путешествие вышло на славу. Еще бы: окрестность какая! За каждым поворотом дороги — новая красота, приветливая, волнующая совершенством линий набегающих друг на друга холмов и какой-то задушевной певучестью, скромностью. И август стоит украинский, долгий и светлый вечер!.. Зато дорога мостилась, верно, еще при Чичикове. И, как написал бы Гоголь, бокам нашего героя досталось порядочно, и он уже начинал ворчать.