Ю. Сушко - Владимир Высоцкий. По-над пропастью

Литератор, тонкий знаток Достоевского, философ и горький пьяница Юрий Федорович Карякин считал Высоцкого своим младшим учителем. Старшими — Солженицын, Сахаров, Лидия Чуковская, Можаев, Любимов. А из младших «на первом месте, конечно, Володя. Я в полном смысле этого слова считаю себя его учеником, — говорил Карякин. — Когда свои «аккумуляторы» «садились», всегда можно было «подзарядиться» от этих людей...»

Когда в 1964-м Карякин впервые попал на Таганку, то сразу понял, что пропал, влюбившись в этот театр и его актеров. Тогда еще обратил внимание на паренька, который стоял после спектакля в театральном коридоре и что-то пел под гитару, просто так, для себя. «Ему было 26, а мне 34, — вспоминал Юрий Федорович. — Он стал для меня воплощением возможности невозможного. У него было родное им всем, и Маяковскому, и Пастернаку, чувство: идет охота на волков. Была травля, была охота. Но — «я из повиновения вышел». Он первым выскочил из этого, почувствовал восторг свободы. «И остались ни с чем егеря», понимаешь? И мы, старшие, с каким-то недоверием: приснилось, что ли? А он не боится, он идет. Они стреляют, а он идет, по канату, и хохочет при этом! Он был осуществленной дерзостью. Не политической, черт с ней, - человеческой...»

Настоящее же понимание друг друга пришло с началом совместной работы над «Преступлением и наказанием». Они часами репетировали, спорили, вторгались в какие-то философские глубины. Карякин давал ему свои книжки, пичкал бесконечными историями. Рассказывал «младшему учителю» о своей непростой биографии. За спиной была такая череда взлетов и падений, что на пятерых бы хватило. Попав в опалу ЦК, был отправлен в «почетную ссылку» в Прагу, оттуда — в «Правду». В 1968-м был исключен из партии за дерзкое выступление на вечере памяти Андрея Платонова. После бедствовал, учительствовал, перебивался случайными заработками и писал, писал, писал. В стол. Так что проблемы Высоцкого были ему близки и понятны. В официальную беллетристику Карякину удалось вернуться только в середине 70-х.

Ему очень хотелось проникнуть в таинство силы Высоцкого-актера. Вспоминал, как в перерыве между репетициями вышли на Садовое, стояли, курили, и он спросил его:

— Убей, не понимаю, как ты так быстро «врос» в роль?

— Надо, чтобы стало больно, как тому, кого играешь. Вот, помню, в школе, во время переменки мы заспорили: что слабо, что не слабо? Кто-то сказал: «А вот слабо воткнуть перышко в глаз?..» Один дуралей вдруг взял перышко, подозвал первоклассника — и воткнул... Я тогда как-то сразу многое понял. Как будто в меня воткнули! — объяснял Владимир.

Еще Высоцкий рассказывал, как они студийцами на третьем курсе занимались Достоевским. Традиционно студенты ограничивались Чеховым и Горьким. А тут Достоевский! Вчерашний студент, их преподаватель Витя Сергачев предложил Высоцкому и Вильдан: «Давайте-ка, попробуем, рискнем поставить отрывок из «Преступления...». Возьмем целиком, без сокращений весь текст Достоевского — последний приход Порфирия Петровича к Раскольникову. Попытаемся полностью буквально выполнять все, говоря по-театральному, ремарки Достоевского, как у него написано, так и будем играть». Мы еще удивились: как, целый кусок? Это же очень много, долго! Если весь кусок играть — выйдет минут сорок. Сергачев молодец, не поддался: «Ну и что, что 40? Подумаешь!..» — «А как кафедра посмотрит? Там же на весь экзамен отводится часа два-три, не больше». — «Ну и пусть себе смотрят, это как раз их дело — смотреть». И они, правда, смотрели, не шелохнувшись...

О присутствии Ксюши в жизни Высоцкого знали очень немногие. Даже для «домового Таганки» Валерия Золотухина ее существование оказалось полной неожиданностью: «...что это за девица? Любил он ее, оказывается, и два года жизни ей отдал... Ничего не знал.„ Ничего. Совершенно далек я оказался в последние годы от него...».

Говорят, Оксану Владимир Семенович называл своей последней любовью. Когда они встретились, ему было под сорок, а ей — вдвое меньше. Но он с ходу, как выразилась Оксана, обалдел.

Особое положение юной девушки на Таганке объяснялось вполне прозаически: услугами ее тетки-стоматолога пользовались актеры любимовского театра, расплачиваясь сверхценным дефицитом — билетами. Дело житейское.

В антракте одного из спектаклей Оксана заглянула в служебную комнату, нужно было позвонить. «Там, — вспоминала она, — сидел Володя, и администратор Яков Безродный сказал: «Ксюша, это Володя Высоцкий. Володя, это Ксюша». Володя в это время разговаривал по телефону, но сразу повесил трубку. Почему-то мимо аппарата... «Куда вы после спектакля?» — спросил он. «Домой». — «Не бросайте меня, я вас подвезу».

У театрального подъезда неутомимый жуир Смехов, усаживаясь за руль своих зеленых «жигулей», предложил: «Ксюша, давайте скорее, я вас жду». — «Нет, уже подвозят». — «Кто?» Она показала на машину Высоцкого. Смехов тут же скис: «Конечно, куда нам против «мерседеса»?!»

Владимир Семенович подвез Ксюшу, галантно взял телефончик, предложил встретиться. Девочка не только самостоятельная, но и своенравная, Оксана засомневалась, идти ли ей на свидание. Ее терзания возмутили подружку: «Ты что?! Да все бабы Советского Союза просто мечтают оказаться на твоем месте!»

Она мысленно представила количество этих женщин — и пошла.

С первой минуты разговора, казалось ей, у каждого из нас было ощущение, что встретился родной человек У нас было очень много общего во вкусах, привычках, характерах. Иногда казалось, что мы и раньше были знакомы, потом на какое-то время расстались — и вот опять встретились... Володя даже вспомнил, что бывал у моих родителей дома и знал мою маму.

Уже на следующий день Ксюша рассталась со своим мальчиком — потенциальным женихом. Отныне вся ее жизнь была заполнена только Высоцким: «Мне было достаточно, что мы вместе. И хотя, конечно, были и чувства, и накал, и страсть, о том, что он меня любит, он мне сказал только через год. И для меня это стало сильнейшим потрясением, моментом абсолютного счастья... Когда.. я в первый раз у него ночевала, мы утром встали, и я убрала постель... Он сказал: «Ты — первая женщина, которая убрала за собой постель...» Он вдруг понял, что я делаю это не потому, что он — Высоцкий, а человек, которого я люблю...»

Когда к выстроенному павильону бильярдной подкатила машина и из нее появились Марина Влади с сестрой, сообразительный помощник режиссера тут же подлетел и сказал дамам, что мигом позовет Высоцкого.

«Вижу, — рассказывал актер Лев Перфилов, — выскакивает Володя из этой бильярдной. На крохотном пятачке лестницы начинается его невероятный танец на одной ноге. Это и «барыня», и «яблочко», и «тарантелла» одновременно. А между Мариной и Володей — несколько метров. Она смотрит — он танцует. Танец восторга! Забыть это нельзя. Вдруг, так же внезапно, он срывается с места и мчится обратно к камере...»