А. Передрий - Владимир Высоцкий. Сто друзей и недругов

В. Б.: Вы мне напомнили один разговор с Виктором Славкиным, который, в свою очередь, пересказывал нам разговор с кем-то из ваших коллег рок-музыкантов, только несколько более молодых, и он спросил, как они относятся к Высоцкому. И говорят: «Нет, конечно, хорошо мы к нему относимся, он где-то наш учитель. Только одно непонятна а что он так орет?» И вот Славкин говорит: «Я не нашелся, что ответить».

А. М.: Нет, он замечательно пел, и он был фантастический мелодист, между прочим, что мало кто отмечает. Потому что на четыре аккорда, которые он знал, сочинить такое количество мелодий — это здорово.

А теперь дадим возможность читателю ознакомиться со статьей, а точнее — открытым письмом бывшего советского, а ныне — американского журналиста, проживающего в Нью- Йорке, Яна Майзельса. Опубликовано оно в конце 1994 года в русскоязычной американской газете «Новое русское слово». О причинах, побудивших Майзельса написать письмо в газету, читатель узнает, ознакомившись с его содержанием. Как и убедится в абсолютной правоте этого поступка журналиста.

«Мне уже приходилось обращаться в «НРС» по поводу некоторых искажений в понимании творчества В. Высоцкого. Но там разговор был о нюансах, а сейчас я бы хотел высказаться по поводу более явного недомыслия. Конкретно, я имею в виду В. Ярмолинца, который порой утрачивает свое художественное чутье в погоне за журналистскими эффектами.

В статье об Андрее Макаревиче («НРС», 8 ноября 1994 г.)

В. Ярмолинец, упоминая его «совершенно фельетонного свойства песенки о Жириновском...», пишет далее: «Конкретность и узнаваемость образов, блестящее умение играть сравнениями в этих песнях ставят Макаревича в один ряд с Высоцким:

Я совершенно не остерегаюсь сравнивать Макаревича с Высоцким, поскольку оба прочно вошли в массовое сознание своих поколений».

Не буду спорить с самим фактом такого вхождения, однако его качество, а, точнее, тип все же различны. Я не настолько знаком с текстами песен Макаревича, чтобы их огульно недооценивать, но, исходя из того, что вышеприведенный текст послужил для сопоставления обоих авторов, то, он, видимо, для Ярмолинца показателен. В таком случае я просто не могу не возмутиться: позвольте, это же уровень самого заурядного куплетиста, каких тьма-тьмущая! Это текст для капустника, коему далеко до уровня рядовой авторской песни, а об уровне песен Высоцкого и говорить нечего.

Говоря о поверхностном подходе Ярмолинца, я предполагаю, что, возможно, ассоциацию с Высоцким вызвала у него ритмическая близость названной песенки с одной из забавных, но не очень значительных песен Высоцкого, написанной в виде монолога арестованного за мелкое хулиганство алкоголика:

В этой непритязательной, хотя и достаточно остроумной песенке, излюбленное Высоцким единение «высокого с низким», действительно носит упрощенно-фельетонную форму:

Любой мало-мальски разбирающийся в стихах человек даже и здесь заметит безусловное превосходство Высоцкого. Но я умышленно отметил: «в стихах», а не: «поэзии». И здесь, и там перед нами, конечно, не поэтические шедевры, так что, если бы творчество Высоцкого этим уровнем и ограничивалось, то я бы против Ярмолинца ничего не имел. Но такого рода песни (в том числе и гораздо более сильные: «Смотрины», «Антисемиты», «Мишка Шифман», «Товарищи ученые», «Бермудский треугольник», «Милицейский протокол», «Про речку Вачу», «На Шереметьево» и т. п.) — всего лишь одна из множества граней многотемного, многообразного и многожанрового творчества Владимира Высоцкого. Есть у него такие песенные шедевры, которые выделяют его даже из ряда высших поэтических величин, а если говорить о бардах, то это ряд бесспорный: Высоцкий, Галич, Окуджава (можно спорить лишь о месте в этом высоком ряду). Например, «великой песней и великой поэзией» назвал Андрей Вознесенский песню «Кони привередливые», а известный литературный критик Юрий Корякин заметил: «Даже одна его песня «Мы вращаем Землю» салюта воинского достойна».

И это совсем не исключительные примеры, а некая цельность, которой трудно найти аналог даже в великой русской поэзии (один из критиков определил это так «Если Пушкин — великий причал русского языка, то Высоцкий — это корабль, который оттолкнулся от этого причала и поплыл дальше»).

Такая цельность и значимость Высоцкого позволила назвать его не просто поэтом или бардом, а явлением (поэт Р. Рождественский, философ Вал. Толстых). «Явление Владимира Высоцкого» — феномен чисто российский, а возможно даже — и чисто русский, когда в соответствии с формулой Евтушенко, поэт выходит за собственные поэтические границы, становясь трибуном, пророком, властителем дум... Критерий же просто популярности и принадлежности к массовому сознанию есть критерий для западного обывателя, избалованного идейной всеядностью и вседозволенностью, не знающей всей остроты хождения без страховки по тонкому шнуру (песня «Канатоходец»). Но это, может быть, я уже высоко взобрался, отклоняясь от темы, хотя, впрочем, и на бытовых «низинах» уровень Владимира Высоцкого доступен очень немногим:

Мне кажется, что двух-трех запавших в народную душу (а не только в сознание) стихов или песен достаточно, чтобы обессмертить их создателя. А у Высоцкого таких песен — десятки: «Охота на волков», «Банька по-белому», «Братские могилы», «Штрафные батальоны», «Песня о Земле», «Песня о друге», «Песня о горах», «Сыновья уходят в бой», «Он вчера не вернулся из боя», «Як-истребитель», «SOS», «Парус», «Купола», «Как по Волге-матушке», «Человек за бортом», «Райские яблоки», «Чужая колея», «Товарищи ученые»... В. Тростников как-то написал: «А у нас был Высоцкий». Остальное — комментарии...»