Валерий Золотухин - Таганский дневник. Кн. 1

Шеф. Готлиб М., тут застольного периода не будет.

Г. М. Я не возражаю.

Ронинсон показывает мне из своего угла: крутит воображаемой шарманкой, мнет между пальцами деньги и куксится, закатывает к небу глаза, жмет плечами, дескать, не понимаю… Золотухин!! и вдруг шарманка из-за денег — не понимаю. Не понимаешь, и хуй с тобой. Да, представь себе — Золотухин и шарманка, я клоун, за это звание хлеб свой получаю и идите Вы все… Никогда Вы не были и не станете настоящим клоуном, или по-другому сказать, более для Вашего уха приятное — артистом.

Обед. Высоцкий, по его словам, был у профессора клиники им. Семашко, признали порез (его слова) разрыв связок. Нужно делать операцию, на полгода уходить из профессии. И вчера он не играл «Послушайте», а сегодня шеф сказал, что в 9 часов у него был концерт — это уже хамство со стороны друга.

Позвонил Губенко, отказался играть сегодня Керенского, уговаривали Власова [50] Власова Галина — актриса и завтруппой Театра на Таганке. , Глаголин [51] Глаголин Борис — режиссер и в течение многих лет секретарь партбюро Театра на Таганке. , наконец, шеф, Коля бросил трубку — «не приеду» — и точка.

Шеф предупредил меня: «Возьми текст, повтори, придется играть вечером».

— Больше лихорадить театр не будет, выгоню обоих… (чего выгоню, когда Николай заявлений пять уже положил), Насоныч [52] Насоныч — Владимир Насонов, в то время актер Театра на Таганке. , повтори и ты Хлопушу [53] Хлопуша — роль В. Высоцкого в спектакле «Пугачев». , может случиться, что завтра бросишься, как кур в ощип… Как Севка себя ведет… Сколько раз приходил на репетицию такой роли в раскладе, скотина…

Володя жаловался вчера Веньке:

— Бесхозяйственно мы живем… Встречаемся на «Мосфильме» с Валерием, как чужие… Я понимаю, что виноват, мне очень плохо. Веня, я люблю тебя.

А я избегаю его. Мне неловко встречаться с ним, я начинаю волноваться чего-то, суетиться, я не знаю, как вести себя с ним, что сказать ему и стараюсь… перекинувшись общими словами, расстаться поскорее, и чувствую себя гадко, предательски по отношению к нему, а что сделать — не знаю.

Вчера рассказывал Полоке, как я, встречаясь с режиссерами, приглашающими меня на интел. роли, изо всех сил доказываю, что я не гожусь, что я совсем не интеллигент, «посмотрите на мое лицо, на мое происхождение, на роли, которые я считаю своими, кровными, нет, я не интеллигент, у меня большой подбородок и колхозник отец, во мне нет ни капли голубизны в крови»… Хуциев даже волнуется: «Ну почему, кто Вам это сказал… Надо что-то сделать только с верхней губой и все будет в порядке». — Нет, с верхней губой я ничего делать не стану все равно… «Прав» Ростоцкий — интеллигент определяется по рукам, породу надо искать в передних конечностях… На роль, к примеру, Печорина, надо искать артиста с руками — руки, руки выдают породу, а если они не выдают, это человек не той породы и на Печорина, разумеется, не годится.

С Миттой мы будто бы сошлись из-за недостачи интеллигентности во мне (по словам второго реж.), и тут же он пробует Мишу Кононова.

«Можно писать о яблоне с золотыми яблоками, но не о грушах на вербе», — мысль принадлежит Гоголю, вычитал у Бунина. Его гувернер видел Гоголя однажды в раздевалке. Прекрасная мысль и чудно выражена, нечто подобное говорил мне Можаев после прочтения «Стариков».

— Когда кончится этот фашизм? Каждый день я спрашиваю у Дупака, когда будет приказ? Он из меня дурака делает… «Какой приказ? Вы о чем? Перестаньте шутить…» Я что, мальчик им, что ли?

— Но будто тебе дают квартиру…

— Да не в квартире дело. Зачем она мне? Мне нужно уйти из театра, у меня нет больше возможности в нем служить!!!

Зайчик выстирал свое тартюфное платье самолично, назвав бездарностями всех костюмеров.

После «10 дней» вчера репетировал с Шестаковым. Он может сыграть лихо, а я, кажется, предаю Высоцкого, очень уж энергично помогаю Севе.

Сегодня начал «Танькины именины». Пока выписываю из зап. книжки, что может пойти в дело. С утра помылся, в обед ходил с Кузей, после обеда поспал, сейчас собираемся в театр, на «Послушайте».

Появиться в нашем обществе сейчас в косоворотке — засмеют, застыдят, скажут — пижон, ложно-русский стиль, почему ложнорусский — не пойму, ведь ходили же наши предки в косоворотках, шнурком подпоясанных, это ведь красиво, просто и свободно, рубашка навыпуск скрывает недостатки средней части тела, и почему ложно-русский?

Шеф, только войдя:

— Элла Петровна! Там стоит приятель Высоцкого, спуститесь к нему, дайте ему адрес Самойлова и путь он передаст своему другу, что если он не ляжет в больницу и не напишет подписку о принятии лекарств, которые могут привести к смерти, если он этого не сделает, я выгоню его из театра за пьянство и сделаю так, что он никогда не будет сниматься…

Беда Высоцкого даже не в том, что он валяется под забором. На него противно смотреть, когда он играет трезвый — у него рвется мысль, нет голоса. Искусства бесформенного нет и если вы чему-нибудь и научились за 4 года, то благодаря жесткой требовательности моей, жесткой форме, в которой я приучаю вас работать. С чего он пьет? Голова слабо интеллектуальна, он обалдел от славы, не выдержали мозги. От чего обалдел? Подумаешь, сочинил 5 хороших песен, ну и что. Солженицын ходит трезвый, спокойный, человек действительно испытывает трудности и однако работает — пусть учится или что, он а-ля Есенин, с чего он пьет, затопчут под забор, пройдут мимо и забудут эти 5 песен, вот и вся хитрость. Жизнь жестокая штука. Вот я уйду и вы поймете, что вы потеряли. Вы скажете, что с ним было иногда интересно…

Меня бьют с двух сторон — с одной стороны реакционное чиновничество, мешающее репертуару, с другой — господа артисты своей разболтанностью… Я с ужасом жду всяких неожиданностей — кто куда уедет, кто напьется, кто родит, я никогда не знаю, какой пойдет вечером спектакль, у кого найдется время забежать в театр между съемками, любовными похождениями, пьянками, телевидением, а у кого не будет времени заглянуть в него, поиграть чего.

Высоцкого под наркозом уложили в больницу. Последние дни он опустился окончательно, его не могли уже найти ни Гарик, ни Танька. Облеванный и измазанный подзаборной грязью, он приходил к Линке в 3–4 часа ночи. Просил водки, грозился кончить с собой, бросался к балкону, «ты меня застанешь в петле», потом наступали короткие просветления, и он говорил, что пора завязывать и все начинать заново. Врачи констатировали полную деградацию организма — (деградированный алкоголик), общее расстройство психики, перебойную работу сердца и т. д. Обещали ни под каким предлогом не выпускать его из больницы два месяца. На Володю надели халат и увели. Он попросил положить его в пятое отделение, но гл. врач не допустила этого. В пятом молодые врачи, поклонники его песен, очевидно, уступают его мольбам, просьбам, доверяются ему, и он окручивает их. 10 декабря начинаются у него съемки в Одессе. Я попросил Скирду [54] Скирда-Пырьева Леонелла — киноактриса. Снималась вместе с В. Высоцким в фильмах «Хозяин тайги» (реж. В. Назаров, 1968) и «Опасные гастроли» (реж. Г. Юнгвальд-Хилькевич, 1969). передать Хилькевичу [55] Юнгвальд-Хилькевич Георгий, Юра — кинорежиссер. В своих картинах снял в главных ролях В. Высоцкого («Опасные гастроли», 1969) и В. Золотухина («Весна двадцать девятого», 1975). Высоцкий написал песни для его фильмов «Опасные гастроли» (1969), «Внимание, цунами!» (1969), «Туфли с золотыми пряжками» (т/ф, 1977). , если он любит, уважает и жалеет Володю, если он хочет его сберечь, пусть поломает к черту его съемки, сошлется на запрет худ. совета или еще чего. Либо пусть ждет два месяца, но вряд ли это возможно в условиях проф. студии у начинающего режиссера. Но поломать съемки необходимо. У Андрея Вознесенского на квартире, перед банкетом «Тартюфа», состоялось заседание друзей Володи с его присутствием. Друзья объясняли ему ситуацию и просили не пить, поберечь себя, театр… Володя обещал. Зоя [56] Зоя — Зоя Богуславская, прозаик и критик, жена поэта А. Вознесенского. спрашивала меня на банкете: