Валерий Золотухин - Таганский дневник. Кн. 2

Еще о Любимове. «Когда случился этот путч, я был в Иерусалиме. Если бы я был в Москве, я бы, конечно, был в Белом доме, в этом нет никакого сомнения, это все могут подтвердить».

Среда, мой день. Самолет

Итоги нашего турне краткосрочного — кажется, неплохая рецензия на «Годунова». Но шеф и на прессу произвел удручающее впечатление. Переводчица, что бутылку сливовицы мне в пакете принесла в аэропорт: «А никто давно не объединяет Любимова и „Таганку“, „Таганка“ сама по себе, Любимов отдельно». Для меня такое известие стало новостью.

Среда, мой день

Дети, водка, любовница, похмелье — не полный перечень занятий, на которые ушла моя жизнь.

Смотрел я вчера, слушал своих коллег, как они обсуждают Губенко в свете нравственной призмы — «достиг я высшей власти…» — и завидовал им, как красивы и умны они, как ловко говорить насобачились…

И всю ночь я завидовал им, а встал с решительным внутренним протестом — нет, так нельзя, что это за судилище заглазное, это все напомнило мне детский базар мой, вернее, базар из детства, как обсуждают мужики кобылу, что цыган продает, или корову, что вынужден продать колхозник. Не знаю, почему такая параллель. Ну, что это говорит Демидова: «Для меня Губенко не изменился. Его лучшая роль — „Карьера Артура Уи“… Его тронная речь против интеллигенции…»

Кстати, чья тронная речь? Кажется, в пьесе есть подобное. Ладно, не суди, да не будешь… Да нет — будешь, будешь… не будешь — будешь и будешь — будешь… Филатов все вилял — и нашим и вашим, и обидеть не хотел, и другом называл, и оправдывал «прямодушием»… Уж лучше прямая Демидова. Всю передачу спас Соломин. Он отвечал за себя и потому был прав.

Выстрелом в упор убит на концерте Тальков. Мне звонок «Так с каждым может случиться». Это что? Угроза? Предупреждение. У этой мафии, конечно, есть пистолет и такие деньги, такие покупки! Какое-то омерзительное чувство от зависти до ненависти и страха от бессилия. Чего я тяну эту лямку? Этак они мне действительно выроют ямку. Второй голос: «Кому ты нужен, дерьмо! Я крутой мафиози, а ты кто?» И пуля в сердце. Но что-то нечисто там. Что-то «известного» убийцу долго не могут задержать.

Может быть, от голода-то и вправду на Алтай придется убегать?! Выкупить дом отцовский, что-то про 30 000 говорил Тищенко.

Я не уверен, выйдет ли на сцену Губенко вместе, скажем, с Демидовой, а Смехов — со мной.

И вообще, по-моему, интрига зашла в тупик и конец всем этим «солидаризироваться». Крах отношений и человеческих, и профессиональных.

Воскресенье

Снова возникли разговоры с Кондаковой о вступлении во вновь создаваемый союз, альтернативный бондаревскому, так что, если номер пройдет, то и формально с Распутиным мы будем по разные стороны баррикад.

Понедельник

Забрал папку с прошениями принять меня в СП СССР — ровно десять лет прошло. Теперь составил папку с прошениями принять меня в «Союз российских писателей».

Противно жить в стране, где возможны (по духу и озлобленности) репортажи Невзорова. Такое впечатление, что ему изменяет жена или, того хуже, любовница.

Тальков, говорят, состоял в «Памяти», и «Память» эта сотрет с лица Азизу и К°.

Вторник

Не знаю, не знаю… что меня ждет еще впереди! Успокоился было, но вчера по нужде цитаты заглянул в № 8 «Литературного обозрения», в конец повести, и ужаснулся своим оценкам игры В. Высоцкого. Как-то это не по совести мне показалось. Хотя я убежден, многие согласятся со мной, только не скажут. А я вот такой честно-искренний, не мог не сказать. Господи, спаси и сохрани! Единственная надежда на время — полвагона в метро читает наконец-то массово доступную Агату Кристи. До Золотухина ли им? Но коллеги и высоцковеды мне отомстят, конечно. И снова очко задрожало. Тут мне помогли, конечно, со своими «доносами-интервью» Филатов, Демидова, да и Гердт.

Я ведь дал интервью (войдет ли только это), что пришел я к ним из СП СССР, где в приемной комиссии забрал свои документы — заявление, рекомендации и пр. Девятнадцать лет тянулась моя приемка, а теперь такое время, бывшие друзья оказались по разные стороны баррикад, по разным союзам разметало их, а другие свои союзы создают, альтернативные, так надо ли обнаруживать свою принадлежность к тому или другому союзу. Смотрим мы на мир одинаково, а уставы пытаемся написать разные.

И это было бы правильно, но вдруг союз сулит дополнительные тщеславные услуги… да и вообще — доиграть, себя не исправляя и даже не пытаясь.

Четверг

«Дорогой Николай. Я, конечно, смешон в своих телеграммах — собранье сочинений, — но не могу не высказать своего глубочайшего презрения к действиям моих знаменитых коллег-путчистов во главе с главным. Господи! Что случилось, что случилось, что случилось… А казалось, еще вчера… Дорогие мои, хорошие… Обнимаю тебя, твой Валерий».

Филатов напомнил мне Янаева на пресс-конференции — мы с Николаем друзья, мой друг Горбачев.

В книжном магазине на Профсоюзной, где я собираюсь встать за прилавок, первым автором-продавцом был… кто бы мог подумать, а мне в нечаянную радость узнать такое… был Василий Макарович Шукшин. Мой земляк и сосед по Алтаю. А продавал он свой роман. Рассказывает зам. директора Клавдия Михайловна Тихонова:

— Завезли нам его книги, шестьсот экземпляров по разнарядке… Это было в самый год его смерти… он себя плохо чувствовал после воспаления легких, кажется… Ну вот… и книга у нас… так… не шла… Мы послали к Шукшину своего человека с просьбой приехать. Он с удовольствием согласился. Давал автографы, и мы… фук, фук — и хорошо продали. У каждой из нас есть его книга с надписью «на память». Жаль, не было фотографа… Ах, как жаль… Помню, я спросила: «Василий Макарович, а у вас, наверное, большая библиотека?» — «Нет, — говорит, — что вы… квартеру только что получили». Мы девочкам его детские книжки подобрали… ну так, для памяти. Тогда с книгами-то плохо было.

Ну вот, и опять встреча с моим земляком, теперь уже не теплоходом, а продавцом собственного романа. В отличие от него, у меня свой фотограф есть, и живу я не вчетвером в двухкомнатной, а втроем (теперь с больным котенком) в трехкомнатной.

Телеграмму Н. Губенко я все-таки послал… И гора с плеч.

Пятница

В жизни моей случилось другое, сначала «21-й км», теперь храм. И все это моя жизнь, мои «Дребезги», за название которых я Шацкой шубу обещал… и сделал. Так что — зачем?! Член всех союзов, как хотел Богословский!! Глупо. Ну… до тридцати пяти еще можно баловаться, а дальше. Не люблю, внутренняя шерсть дыбом против Лимонова. Но когда он цитирует Евтушенко: «Ельцин лезет на танк или всходит…» Ну, понос же!!