Николай Пустынцев - Сквозь свинцовую вьюгу

— Фашиста видел. Машины крытые... Пять штук насчитал.

Было ясно, что только в сумерках немцы покинут хутор: ехать днем, при солнце, они не отважатся, опасаясь налета «илов».

Скрытно, березняком мы подобрались к самому хутору, к огородам. Лейтенант подозвал Давыдина:

— Постарайтесь проникнуть в хутор. Узнайте, в каких избах расквартированы гитлеровцы.

Посланный вскоре вернулся.

— Немцы, видать, к ужину готовятся, — сказал он. — Солдат во дворе дрова заготовляет. В хате печь затопили. — И, помолчав, добавил:

— Трудновато, паря, пробраться к ним. У ворот часовой прохаживается. Видно, важная птица в доме.

— А что, братцы, если я вам сейчас огурчиков принесу, — Лыков, подмигнув, показал на огород. — Самых свеженьких! Одним мигом!

Лейтенант не стал возражать:

— Валяйте! Только поосторожнее.

Лыков пополз, держа наготове автомат.

Прошло четверть часа. Наш огородник все не возвращался. Вдруг Давыдин указал на калитку и выругался:

— Леший немца несет!

И действительно, открыв калитку, в огород вошел немец с ведром и направился прямо к огурцам. Мы забеспокоились.

— Андрей не сдрейфит, парень он смекалистый, — сказал Давыдин.

И действительно, через несколько минут уже два человека двигались к нам из огуречника: впереди немец с ведром, наполненным огурцами, а за ним Андрей Лыков.

— Дельного ты, Андрюха, помощника себе достал! — смеялись бойцы, уплетая свежие огурчики.

...Этой ночью не удастся передохнуть. Получен приказ: двигаться дальше. Идем проселочной дорогой.

Над головой деревья сплели густой шатер. Сквозь редкие просветы между листьями проглядывают лиловые куски неба с вкраплинами звезд. В лесу душно, безветренно.

Между бойцами завязывается негромкий разговор.

— Немцы сейчас, паря, до самого Бобруйска тягу дали, — деловито замечает Давыдин.

Лыков машет на него рукой:

— Что Бобруйск! Немец на машину сел — и ищи ветра в поле. По сорок километров в час шпарит. Поди догони его на своих ходилках.

Солдаты умолкают. И снова однообразный топот шагов, скрип обозных повозок, лошадиное ржание.

— А вот и союзнички зашевелились. — В голосе Давыдина слышны насмешливые нотки.

Давно я замечаю, что любит Леша беседовать с бойцами на политические темы. Это его партпоручение. Он беседчик в роте.

— Дулись, пыжились целых три года, — продолжал он, — и наконец второй фронт открыли. Высадились в Нормандии...

— Вот удивили кого! Второй фронт! Да он нам и даром не нужен, — выругался Лухачев. — Без него обойдемся.

— А знаешь, почему им так приспичило? Союзничкам-то! — отозвался Давыдин. — Боятся, как бы Советская Армия до самого моря не дошла, во всей Европе башку фашистам не свернула. Вот и спешат поскорей с запада. А потом скажут: «Мы тоже пахали».

И снова тишина. Нигде не слышно ни выстрелов, ни орудийного гула. А где же все-таки немец?

Жаркий июльский полдень. Проселочная дорога во всю ширину запружена военными. Обливаясь потом, с раскрасневшимися загорелыми лицами, нестройно, вразнобой шагают пехотинцы. Колышутся за плечами стволы винтовок. Мелькают немудрые принадлежности солдатского снаряжения: скатки шинелей, вещмешки, тяжелые подсумки с патронами.

Уже вторые сутки по проселочным трактам идут на запад полки нашей гвардейской. Впереди безмолвие: ни пулеметных очередей, ни грома пушек. Не видно ракетных вспышек.

Противник исчез. Но это обстоятельство мало смущает пехотинцев. Они продолжают идти вперед, занимая местность, оставленную врагом, то есть делают то дело, к которому призваны. Зато положение разведчиков совсем плевое. Вместе с солдатскими колоннами уныло бредем по пыльному проселку.

— Ему что, фашисту, — переговариваются бойцы. — Вскочил на машину и драпать...

— Этак до Бреста дойдем, а немца не увидим...

Позади взвизгнула автомобильная сирена. Солдаты, расступившись, жмутся к обочине дороги.

«Виллис» комдива медленно движется между притиснувшимися друг к другу рядами солдат. Увидев нас, комдив генерал-майор Г. Н. Корчиков с улыбкой покачал головой:

— Ну что нового, разведчики? Где немец? Каковы его намерения? Не знаете? Как же воевать?

Повернувшись к сидевшему позади него начальнику штаба полковнику Степанову, толстому и добродушному человеку, комдив что-то вполголоса говорит ему. До нас долетают обрывки фраз:

— Пустить разведчиков вперед... Не можем мы двигаться вслепую... Передайте майору Рахманову... Пусть готовит группу...

Дальше пошло как в сказке. Минут через десять к нам подкатила полуторка. В кузове ее установлены два спаренных пулемета. Лейтенант Денисенко дерзко встряхнул чубом:

— Теперь с ветерком газанем! Мигом немца догоним!

В кузов машины уселось пятнадцать бойцов: одиннадцать разведчиков, два пулеметчика и два сапера. Вздымая клубы серой пыли, машина понеслась по проселку. По сторонам мелькают березовые рощицы, аккуратно сложенные пирамидами кирпичики торфа, хатки с соломенными крышами — обычный белорусский ландшафт. В ушах звенит ветер. На каждом перекрестке дороги саперы выбрасывают наружу фанерную дощечку с надписью: «Хозяйство Корчикова».

Вдали, на лысом взгорье, словно игрушечные, рассыпались хаты села Осиничи. «Как бы там на немца не напороться!» — с тревогой подумал я. Но машина не сбавляет скорости.

— Газуй, Ваня, газуй! — слышен из кабины голос лейтенанта.

Выезжаем на центральную улицу. Машину окружила толпа крестьян. К нам тянутся десятки рук. По русскому обычаю, седобородый старик преподносит бойцам на вышитом рушнике каравай хлеба и чашечку с солью. Приняв хлеб-соль, лейтенант троекратно целуется с крестьянином. Из глаз старика катятся слезы.

— Вот, дождались своих. Не чаяли и свидеться... Вчера он тикал, окаянный...

Нас наперебой приглашают белорусские крестьянки:

— Да вы, хлопцы, хоть борщу нашего отведайте. В хату загляните.

Но разве сейчас до обедов? Снова мчатся навстречу малахитовые перелески, поля, чуть тронутые желтизной, одинокие хатки, хутора.

В одной из деревень нас предупредили:

— Будьте осторожны, хлопцы. Немец только сегодня утром ушел отсюда на Кривичи.

До Кривичей всего шесть километров. Дорога гладкая, укатанная, как асфальт. Высунувшись из кабины, Денисенко показывает в сторону деревушки:

— Теперь смотреть в оба!

Машина набирает скорость. Сквозь заднее оконце кабины гляжу на спидометр: 65... 70... 75 километров. Впереди сквозь зелень садов забелели хаты. Уже хорошо можно различить на выбеленной стене какого-то барака темные контуры штабелей торфа. Между ними мелькнули одна, другая человеческие фигурки. Немцы!

Автомашина мчится с бешеной скоростью. Стрелка на спидометре перевалила за 80. Того и гляди, сорвет с головы пилотку. Справа от дороги вырос ветхий, покосившийся домишко. Окраина Кривичей. Водитель затормозил.