Александр Ба­бо­ре­ко - Бунин. Жизнеописание

Бунин в письме к Д. Я. Айзману (без даты) говорит, что этот журнал «совершенно меняет физиономию модерн на реалистическую, будет направляться нашим кружком московским „Среда“… и по беллетристике будет редактироваться мною» [375] ИРЛИ, ф. 520, № 56, л. 1–2. .

Журнал выходил с ноября 1908 года — в этом номере напечатан рассказ Бунина «Море богов» — и прекратился на восьмом номере в 1909 году из-за денежных затруднений.

Современники отмечали возросший интерес публики к стихам Бунина. «В последнее время чувствуется, — писал один из журналов, — какой-то поворот общественного вкуса к поэзии Бунина… Поистине обаятельно богатство образов при экономии слов» [376] Лебедь. Журнал литературы и искусства. 1908. № 3. С. 37, 41. .

В это время Бунин задумал крупнейшее свое произведение — повесть «Деревня». В. Н. Муромцева-Бунина писала мне 9 июля 1959 года: Иван Алексеевич «задумал писать „Деревню“, по-новому изобразил мужиков, и задумал он еще в 1908 году».

В Васильевском Бунин встречал и Новый год. 2 января 1909 года он писал Марии Карловне Куприной: «Сидим в деревне, учимся, пишем, переписываем — и хвораем. Кажется, всюду и все больны, — встал с постели, на коей провел дня три, и я. Это меня весьма выбило из седла, а мне нужно много писать — для вас в первую голову» [377] РГАЛИ. ф. 1074, оп. 2, ед. хр. 4, л. 1. .

Прожил он здесь весь январь. «Поправившись, — пишет Вера Николаевна, — Ян принялся за писание и до нашего отъезда кончил „Беден бес“, „Иудею“ и отрывки перевода из „Золотой легенды“» [378] ЛН. Кн. 2. С. 203. , переводил «Небо и землю» Байрона.

Мистерия Байрона была напечатана во втором сборнике «Земля», который вышел в 1909 году. С третьего сборника Бунин не редактировал их больше и ничего в них не печатал, так как издатели Г. Г. Блюменберг и Д. М. Ребрик, на деньги которых эти сборники издавались, превратили их в коммерческое мероприятие, не заботясь о литературной ценности издания.

Пятнадцатого января Бунин писал Куприну, сообщая, что в начале февраля он собирается быть в Москве. Но планы изменились, и Бунин 27 января известил Нилуса: «В Москву мы выезжаем ранее — 31 января» [379] Фотокопия с автографа. .

Вера Николаевна пишет:

«В Москве то и дело Ян простуживался, хотя и легко. Он стремился скорее уехать за границу, в Италию. Я тогда не знала, что ему в молодости грозил туберкулез.

Перед самым нашим отъездом Андреев привез в Москву новую пьесу „Анатэма“. У Телешовых в то время не было большого помещения, и „Среда“ была устроена на Сивцевом Вражке…

Как всегда, на чтении Андреева было много людей, не причастных к литературе…

Мы были на отлете. Уже взяли билеты в Одессу, а потому мы раньше других уехали домой.

На извозчике Ян сказал: „Как жаль, что Леонид пишет такие пьесы, — все это от лукавого, а талант у него настоящий, но ему хочется „ученость свою показать“, и как он не понимает при своем уме, что этого делать нельзя? Я думаю, это оттого, что в нем нет настоящей культуры“» [380] ЛН. Кн. 2. С. 204. .

Из Москвы Бунин с женой отправились через Киев в Одессу. «Остановились в Петербургской гостинице, — вспоминает Вера Николаевна. — Ян известил Нилуса, и через полчаса он с Федоровым и Куровским, который уже оправился от припадка, явились к нам… В Одессе мы должны были пробыть с неделю…

Некоторые друзья Яна приглашали нас к себе. Были мы запросто у Федоровых… Пригласили нас чуть ли не на следующий день Куровские. Вера Павловна приготовила любимые блюда Яна…

На обеде у Куровских были Федоровы, Нилус, Заузе и Дворников. После обеда все развеселились. Заузе сел за пианино, началось пение. Нилус с Куровским исполнили дуэт „Не искушай меня без нужды“, — все трое были на редкость музыкальны: Лидия Карловна Федорова пустилась в пляс вместе с Яном…

Была я и на „четверге“ в ресторане Доди. Художники делали исключение для приезжих дам. Я была почти счастлива, что попаду на этот „мальчишник“, где Ян будет проявлять свои таланты, а в то время мне хотелось понять его до конца, видеть его в той обстановке, где он особенно легко и свободно чувствовал себя…

Во втором этаже стоял во всю длину отдельного кабинета стол, на нем лежали альбомы, карандаши, уголь. Художники, которых было много, стали рисовать друг друга. Кто-то сделал рисунок и с меня. Все были оживлены, веселы, шутили друг над другом. Из писателей был, конечно, сильно опоздавший Федоров и Ян, из журналистов Дерибас, потомок создателя Одессы, и Филиппов… Был еще небольшого роста, с поднятым плечом художник Скроцкий, едкий человек, которого я отметила.

Когда кабинет был почти полон, стали заказывать ужин, каждый для себя, платили тоже каждый за себя. Некоторые требовали водки, но большинство пило вино, белое или красное, удельное, бессарабское, немногие ограничивались пивом. После того как утолили голод и хорошо выпили, Заузе сел за пианино, стоявшее у двери, и опять, как у Куровских, началось пение: дуэты Нилуса с Павлычем (Куровским. — А. Б.), который почти ничего не пил и перестал курить. Заузе сказал, что написал романс на стихи Бунина „Отошли закаты на далекий север“, и исполнил его. Ян подбежал к нему, поцеловал в лоб и еще больше оживился. Заузе заиграл плясовую, и я в первый раз увидела, как Ян пляшет один, легко, что-то импровизируя, помогая себе щедрой мимикой.

Дня через два Ян неожиданно сказал, что мы должны уехать 28 февраля…

— …Достаточно всяких праздников, я устал, не могу больше, надо ехать…

В день нашего отъезда мы были у Куровских. Ян подарил Оле (Куровской, в день рождения. — А. Б.) коробку конфет с шутливой надписью. Вся семья была огорчена нашим отъездом. Мы оставили у них все теплое, вообразив, что за границей, особенно в Италии, весна чуть ли не жаркая. Кроме того, Ян боялся лишнего чемодана. Он никогда не хотел сдавать ничего в багаж, не хотел и отправлять вещей вперед, может быть, и потому, что, несмотря на долгие разговоры, куда мы едем, точного плана у него не было. И я не знала, какие города и даже страны мы посетим. Намечалась Италия, но в общих чертах.

Поезд уходил, кажется, часов в семь. Нас провожали художники и Федоров, на этот раз не опоздавший.

Ян был доволен, спокоен, он действительно устал и от Москвы, и от Одессы. Нам обоим хотелось чего-то нового. Я ехала на запад в первый раз и была полна интереса к тому, о чем давно мечтала» [381] Там же. С. 204–206. .

«Через Волочиск, — говорит Вера Николаевна, — мы приехали в Вену, где шел дождь и было холодно в наших легких одеждах, и мы пробыли там всего дня два. Заглянули в собор Святого Стефана… Послушали мы в нем и великолепный орган. Впечатление незабываемое.

Побегали по городу, были в Пратере… Из Вены мы направились в Инсбрук, где уже было совсем холодно… Но живительный воздух совершенно опьянял нас, и холод был приятен. Мы часто вспоминали этот уютный тирольский городок, залитый солнцем, окруженный горами, где так весело раздавались звонкие шаги.