Александр Ба­бо­ре­ко - Бунин. Жизнеописание

8/21 марта 1911 года письмо брату Дмитрию Николаевичу и невестке: «Мы теперь в Англии, но не в той дождливой со сплином, в какой вы были в прошлом году, а в цветущей, экзотической, где чувствуется нега Азии, с удушающе-сладкими запахами и красной почвой <���…> После восемнадцатидневного перехода по Красному морю и океану, где мы пережили совершенно новые ощущения, видели очаровательные закаты, необыкновенно красивые лунные ночи, обливались потом и практиковались во французском языке, мы, наконец, попали в Коломбо. И с первого же шага изумление и восхищение попеременно охватывают нас. Прежде всего меня поразила мостовая терракотового цвета, затем рикши — люди-лошади с их элегантными легкими колясочками, потом необычная растительность, тут все есть…

В Коломбо мы прожили два дня, жили за городом в одноэтажном доме-бунгалове, в саду, комнаты без потолка, всю ночь электрический вентилятор производил ветер, — жара была неугасимая. Ездили мы на рикшах за несколько верст к отелю, стоящему на океане за городом. Возвращались при лунном свете, казалось, что едешь по какой-то волшебной стране. Из Коломбо мы поехали по железной дороге в Кэнди, путь очень интересный, идет среди гор мимо плантации чая… проходит через рощи кокосовых пальм, по временам поезд несется над пропастями… В Кэнди тоже были два дня. Ездили в лунную ночь в горы, видели летающие огоньки. Бездна, освещенная лунным светом, блестела. Несколько раз были в Буддийском храме. Видели танцы диавола: их танцуют с факелами в руках под бой бубен, грохот барабанов и пение туземцев. Зрелище интересное, но утомительное. Теперь мы поднялись еще выше, в местечко Nuwam Eliya, выговаривают ее Нурилья. — Едим здесь ананасы, бананы, но виски не пьем, хотя и видим, как пьют их спокойные англичане» [495] Там же. С. 135–136. .

«На Цейлоне мы пробыли с полмесяца, — пишет Вера Николаевна Муромцева-Бунина в цитированном выше письме от 15 мая 1957 года, — он там почти заболел. Не мог видеть рикш с окровавленными губами от бетеля. То, что чувствовал его англичанин в „Братьях“, автобиографично. Идти в Японию нам было уже нельзя из-за отсутствия средств, — много стоил Египет, кроме того, он уже не мог лишнего дня оставаться, а парохода в Японию нужно было ждать».

11/24 марта 1911 года Бунин писал Юлию Алексеевичу: «Были на севере острова — в Анарадхапуре, видели поистине чудеса, о которых — при свидании. Теперь сидим в Коломбо. Ждем парохода — он придет из Сингапура 31 марта (нового стиля) и, надеемся, доставит нас в Одессу не позднее 10–15 апреля (старого стиля). Очень изнурила жара» [496] РГАЛИ, ф. 1292, on. 1, ед. хр. 20, л. 17. .

Анарадхапура — остатки древнего города на севере острова — произвела на Бунина очень сильное впечатление.

В Анарадхапуре провели сутки. Приехали туда с ближайшей станции на небольшой телеге, которую везли «волы с закрученными рогами, дорога шла лесом, было темно, но бесконечные светляки озаряли путь», было «поэтично и немного жутко» [497] Письмо В. Н. Муромцевой-Буниной 3 апреля 1958 года. .

Об Анарадхапуре Бунин пишет в рассказе «Город Царя Царей» (1924): Анарадхапура — «величайшая святость буддийского мира, древнейшая столица Цейлона, Анарадхапура, ныне заросшая джунглями, превратившаяся в одно из самых глухих цейлонских селений и поражающая пилигрима только чудовищными останками былой славы, насчитывает более двух с половиной тысяч лет своего существования, из которых целых две тысячи она процветала на диво всему древнему Востоку, по размерам почти равняясь современному нам Парижу, золотом и мрамором зданий не уступая Риму, а своими дагобами, воздвигнутыми для хранения священных буддийских реликвий, превосходя пирамиды Египта».

Путешествие на Цейлон длилось с середины декабря 1910 года до середины апреля 1911 года. 14 апреля Бунин писал Горькому, что только вернулся в Москву [498] Горьковские чтения. С. 59. .

В беседе с корреспондентом газеты «Голос Москвы» Бунин говорил, что относительно странствий у него «сложилась… даже некоторая философия», что он «не знает ничего лучшего, чем путешествия» [499] Голос Москвы. 1912. № 245. 24 октября. . Свои путешествия он описывает, по словам Нилуса, «с невероятной роскошью живописных подробностей. Его Палестинские картины разворачиваются как чудесные восточные ковры» [500] ЛН. Кн. 2. С. 433. .

Бунин писал: подобно тому, как старым морякам снится по ночам море,

(«Зов»)

«Путешествия играли в моей жизни огромную роль» [501] Голос Москвы. 1912. № 245. 24 октября. , — говорил он.

Четырехмесячное путешествие измотало Бунина. Лето он решил провести в деревне, а не под Одессой или в Крыму, как предполагал раньше: на юге он боялся холеры, да и не было бы там того спокойствия и уединения, какие всегда влекли его в Глотово, к родным.

Двадцатого апреля 1911 года он писал Горькому:

«Прочитали кое-что из того, что писалось о „Деревне“… И хвалы и хулы показались так бездарны и плоски, что хоть плачь. А то, что некоторые критики зачем-то о моих ботинках (будто бы „лакированных“) говорят, о моих поместьях, мигренях и страхах мужицких бунтов, показалось даже и обидно. Мигрени-то у меня, может быть, и будут, но поместья, земли, кучера — навряд. До сих пор, по крайней мере, ничего этого не было — за всю мою жизнь не владел я буквально ничем, кроме чемодана» [502] Горьковские чтения. С. 60. — О страхах мужицких бунтов и о поместьях Бунина писал А. В. Амфитеатров. Он сравнивал «Деревню» с повестью черносотенца И. А. Родионова «Наше преступление». Бунин, по его мнению, народ «видит теми же глазами, как г. Родионов». У Бунина, пишет критик, «городской, господский перепуг его пред новым мужиком едва ли не глубже еще, чем в книге г. Родионова» (Современник. 1911. Кн. 2). Писатель В. Муйжель (статья «На господском положении» // Живое слово. 1911. № 9. 2 мая; № 10. 9 мая; № 11. 16 мая) также сравнивал «Деревню» с повестью Родионова и писал: «Из окна вагона-ресторана скорого поезда так же, как из просторного помещичьего тарантаса… видел автор деревню с ее пьяными, больными, купающимися, возвращающимися с базара мужиками… Он не был в деревне». На подобные суждения Бунин возражал, говоря, что он «полжизни провел в деревне; в детстве товарищами его были крестьянские дети» (см.: Бунин. Т. 3. С. 482). .

По возвращении Бунина с Цейлона Мария Павловна Чехова просила его написать предисловие к письмам А. П. Чехова, которые она собиралась издать. Переговоры о предисловии закончились письмом Бунина от 25 сентября 1911 года из Москвы к Марии Павловне: «Письма Антона Павловича брал у Сытина и, мгновенно перечитав, снова возвратил ему для набора. Письма восхитительны и могли бы дать материала на целую огромную статью. Но тем более берет меня сомнение: нужно ли мне писать вступление к ним?