Николай Степанов - Крылов

Новомодова: А, сударь, не можете ли вы потрудиться в похвальных стихах…

Рифмохват: С превеличайшею охотою, скажите только достоинство того, кому хотите, чтобы я сделал стихи.

Новомодова: Моей собачке.

Рифмохват: И, сударыня, вместо собачки, я лучше вам сделаю!

Новомодова: Вы можете описать собачкину красоту, достоинства, резвость, ласковость…

И Рифмохват, желая подслужиться к богатой барыне, сочиняет стихи в честь ее собачонки:

Прекрасна красота, краса красот прекрасных,

Собранье прелестей открытых, зрелых, ясных.

Комедия удалась. Это была комедия русских нравов, свободная от подражания иноземным образцам. Однако напечатана она была в «Российском Феатре» лишь через восемь лет, в 1794 году.

Дмитревский познакомил Крылова с известными актерами: Плавильщиковым, Сандуновым, Шушериным. В отличие от по-придворному галантного Дмитревского актеры оказались простыми, компанейскими людьми, любителями крепкого табака и водки. Они не кичились перед Крыловым, посвящали его в свои театральные дрязги и постоянные житейские неприятности.

У Дмитревского же повстречался Крылов со знаменитым автором «Недоросля». Фонвизин был тяжело болен. Он вошел в гостиную, опираясь на палку и волоча непослушные ноги, — последствие удара, от которого он так и не смог оправиться. Левая рука его была парализована. Не помогали ни лекарства, ни поездки на воды за границу. Как завороженный слушал Крылов полный едкого юмора рассказ Фонвизина о его поездке в Карлсбад и тамошних обычаях, о том, как по возвращении в Россию ему пришлось выдавать себя за племянника Потемкина, чтобы получить на станциях лошадей.

Разговор незаметно перешел на положение в театре. Фонвизин насмешливо отозвался о «Росславе» Княжнина, находя его слишком риторическим и неестественным. «Когда же вырастет твой герой? — шутливо спросил он сидевшего тут же Княжнина. — Он все твердит: „Я росс, я росс. Пора бы ему и перестать расти!“» Обидевшийся Княжнин, весьма самолюбивый и мнительный, помрачнел и колко ответил: «Мой Росслав совершенно вырастет, Денис Иванович, когда твоего Бригадира [9] Персонаж одноименной комедии Фонвизина. произведут в генералы!» Фонвизин рассмеялся и здоровой рукой похлопал Княжнина по плечу.

Заговорили о «вопросах» к императрице, помещенных Фонвизиным в «Собеседнике любителей российского слова». Крылову особенно запомнился ядовитый вопрос: «Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а ныне имеют и весьма большие?» Этот намек на придворных любимцев и знатных шутов императрицы, вроде престарелого князя Нарышкина, больно задел Екатерину и придворную камарилью, и Фонвизину была поставлена на вид недопустимость подобных намеков. На всю жизнь запомнился Крылову этот разбитый параличом, полуживой человек, в котором продолжали жить ясный ум и неукротимый дух.

Театр! Таково было новое увлечение Крылова. Он готов посещать его каждый день, взволнованно переживая каждое представление, жадно вдыхая гарь чадящих ламп, запахи красок декораций, пудры и духов разряженных зрителей. Он попал в Петербург как раз в пору расцвета театра. Помимо Эрмитажного театра — для двора, — имелся на Царицыном лугу деревянный театр Книппера, а на окраине столицы, в Коломне, в 1783 году построен был новый Большой каменный театр. Великолепное здание Большого театра увенчивалось изображением Минервы из каррарского мрамора с надписью на щите: «Vigilando quiesco» («Отдыхаю бодрствуя»). Ложи расположены были в пять ярусов, и каждая оклеена особого цвета обоями и украшена такого же цвета занавесками, по вкусу владельца. Внизу находились кресла партера, а позади кресел стоячие места. Наверху — парадиз, куда ходила публика низкого звания.

Крылова очень удивляло, что на свободной площадке между сценой и партером разгуливали молодые люди, которые бесцеремонно разглядывали в лорнеты женщин, сидевших в креслах и ложах. Они громко разговаривали между собой, порой заглушая голоса актеров. С растрепанными по моде волосами, с розовыми шелковыми косынками, повязанными вокруг шеи, они спорили о скорости бега своих лошадей, о достоинствах своих любовниц, о преимуществах модных портных. «Кто такие эти господа? — осведомился Крылов у Дмитревского. — И почему женщины так ломаются и коверкаются перед ними?» — «Эти господа — цвет столичной знати, — улыбаясь, отвечал Дмитревский. — Они замечают и высмеивают женские уборы и судят о красоте и достоинствах всех женщин. Посмотрев на которую-нибудь, они будут уверять, что у ней новый любовник, что она бросила уже того, который был на ее содержании, а вместо него взяла нового — приезжего офицера».

Из-за гула разговоров Крылов плохо слышал происходившее на сцене. Там шла новая итальянская опера «На луне», либретто Гольдони, а музыка композитора Паизиэлло. В опере молодой человек ухаживал за дочерью любителя астрологии, настроенного против этого брака. Предприимчивому герою удалось убедить несговорчивого папашу, что тот находится на лупе, и добиться от него согласия на брак. Веселая незатейливая опера показалась Крылову слишком нелепой и бессмысленной.

Благодаря Дмитревскому, который имел большое влияние в театральном мире, Крылов познакомился с Петром Александровичем Соймоновым, членом театрального комитета, в ведении которого находились все театры. Важный вельможа первоначально принял участие в молодом драматурге. Приказал выдать Крылову пропуск для посещения театра. Соймонов заведовал также Горной экспедицией и устроил туда Крылова на службу.

Теперь Крылов уже не был в столице одиноким пришельцем. Перед ним раскрывались перспективы будущего, он имел друзей. Слава драматурга, гипноз кулис, овации зрителей — вот что влекло к себе скромного канцеляриста, еще недавно никому не известного.

Вскоре он стал своим человеком в театральном мире. Его комедии нравились, и даже сам Соймонов приказал камер-музыканту Деви положить на музыку комическую оперу «Бешеная семья», а Крылову заказал перевод модной французской оперы «Инфанта из Заморы».

Дела, казалось, налаживались.

По вечерам у Дмитревского, куда часто захаживал Крылов, собирались актеры, писатели, любители театра. Велись ожесточенные споры, читались новые произведения. Всех этих, во многом очень разных людей объединяла любовь к театру. Они могли часами обсуждать новые пьесы, спорить об игре актеров.

Крылов подружился с актером Плавильщиковым, широкоплечим, румяным гигантом со светлыми голубыми глазами. Отец его — московский купец, владелец галунной фабрики, отдал сына учиться в Московский университет, желая, чтобы тот стал медиком. Но Петр Алексеевич медиком не стал. Он увлекся литературой и театром и по окончании университета целиком отдался своему любимому делу — театру. Дмитревский высмотрел молодого актера в Москве и переманил его в петербургскую труппу. Петр Алексеевич особенно охотно играл в трагедиях, исполняя роли благородных героев. Его кипучая деятельность, однако, не ограничивалась актерством — в 1782 году он издавал журнал «Утра» и сам выступал как автор комедий и трагедий.