Николай Степанов - Крылов

И хотя «Беседа» вновь открыла свои заседания, они становились все скучнее, все малолюднее. Чтения не вызывали интереса, свет в зале дома Державина рано гасили, дверь закрывалась, и немногочисленные гости расходились позевывая.

Незадолго до войны, в 1808 году, А. Н. Оленин был назначен директором Публичной библиотеки. Со свойственной ему энергией и деловитостью он принялся наводить порядки в библиотеке, запущенной и заброшенной ее прежними начальниками. Публичная библиотека основана была еще в 1795 году, когда после победы над Польшей Суворов перевез в Петербург знаменитое собрание книг и манускриптов графов Залусских, которое после смерти его владельцев находилось под угрозой расхищения. Однако и в Петербурге библиотека попала в дурные руки. В ней хозяйничали французские эмигранты-роялисты, выброшенные из Франции революцией и устроившиеся в России на хлебные места: сначала граф Шуазель-Гуаффье, а затем шевалье д'Огара. Они продолжали раздачу ценнейших изданий и рукописей, заботясь лишь о своих личных выгодах. А сокровища библиотеки лежали в непригодном для хранения садовом павильоне Аничкового дворца, куда их первоначально сложили в беспорядке. Лишь приход на пост директора графа А. С. Строганова спас библиотеку от окончательной гибели. Он настоял на том, чтобы библиотека, наконец, получила помещение, которое строилось для нее по проекту архитектора Соколова на углу Невского проспекта и Садовой улицы (тогда называвшейся Сенной). Но лишь с приходом Оленина библиотека обрела настоящего хозяина. При нем были разобраны и расставлены по полкам и шкафам книги и манускрипты, проверено их наличие, устроен читальный зал для посетителей.

В январе 1812 года А. Н. Оленин направил министру народного просвещения графу А. К. Разумовскому ходатайство о принятии на должность помощника библиотекаря титулярного советника И. А. Крылова, «который известными талантами и отличными в российской словесности познаниями может быть весьма полезным для библиотеки». Через несколько дней последовала резолюция министра, и Крылов был утвержден в должности библиотекарского помощника и приступил к работе.

Служба давала ему материальную независимость, возможность хотя и скромного, но безбедного существования. Он и его друг Гнедич, поступивший в библиотеку вместе с ним, получили в здании библиотеки по квартирке: Крылов — во втором этаже, Гнедич — над ним, этажом выше, — с окнами, выходившими на Садовую улицу и Гостиный двор.

Военные события задержали открытие библиотеки для посетителей, как намечалось Олениным. Наиболее ценные книги и манускрипты решено было вывезти на север из боязни нападения французов на Петербург. Книги погрузили на специальный корабль и отправили под наблюдением В. Сопикова на Ладогу. Там пришлось зазимовать около Лодейного Поля, а по прошествии опасности книги были на телегах доставлены обратно.

Открытие Публичной библиотеки для читателей состоялось лишь 2 января 1814 года. А. Н. Оленин, любивший официальную помпезность, придавал большую важность этому событию и обставил торжество с особенной пышностью. К открытию стали готовиться еще за несколько месяцев. Оленин заранее назначил темы для выступающих на торжественном заседании. Крылову поручено было написание аполога «О пользе истинного просвещения и о пагубных следствиях суемудрия», как обозначил его тему Оленин. В апологе должно было показать, что истинное знание и наука далеки от пагубного «суемудрия». Оленину этим хотелось успокоить церковные и реакционные круги, которые с подозрением относились к самой затее — публичной, для всех открытой библиотеки, опасаясь ознакомления читателей с безбожными и вольнодумными книгами. Приглашенный прочитать проповедь на открытии, ректор духовной академии архимандрит Филарет отказался от этого предложения. Иван Андреевич вынужден был подчиниться желанию своего покровителя и написал аполог «Водолазы». А. Н. Оленин направил Крылову особое письмо, в котором, обращаясь к баснописцу в третьем лице, сообщал, что «…он (то есть Крылов) знает, с каким удовольствием прекрасный его труд был уже принят в кругу его приятелей и знакомых (которые иногда строго разбирают его творения). Теперь остается ему только согласиться сей труд самому прочесть пред Публикою в день торжественного открытия императорской Публичной библиотеки. Вот о чем я решился Вас, Милостивый Государь мой, письменно просить, и надеюсь, что Вы в том не откажете; я уверен, что почтенная Публика с большим удовольствием будет слушать приятный и поучительный Ваш аполог, который Вы нынешним летом на даче моей сочинили под названием „Водолазы“. Пребываю и прочее».

Наконец все было подготовлено, приглашены самые видные и чиновные особы, и состоялось торжественное открытие в круглой зале второго этажа.

В первых рядах сидели члены Святейшего синода и духовенство. За ними виднелись господа сенаторы, чиновные особы первых классов и члены Государственного совета. Среди них Крылов увидел Гаврилу Романовича Державина, графа Дмитрия Ивановича Хвостова, Ивана Афанасьевича Дмитревского, Нелединского-Мелецкого. За креслами с этими знатными особами, блестевшими орденами и золотым шитьем мундиров, виднелись купеческие сюртуки и стриженные под горшок головы почтеннейшего купечества.

Вслед за открывшим торжественное собрание А. Н. Олениным выступил библиотекарь Красовский, прочитав «Рассуждение о пользе человеческих познаний и о потребности общественных книгохранилищ для каждого благоустроенного государства». Красовский читал глухим, деревянным голосом, произнося высокопарную и весьма скучную речь, хотя и ратовавшую в пользу просвещения и науки. Он поминал и Невтона, и Линнея, и Колумба, и Кука, халдеев и финикиян и множеством своей учености совсем усыпил было слушателей, излагая историю возникновения библиотек в древнем и новом мире. Наконец он кончил. Все облегченно вздохнули.

Следующим оратором был Николай Иванович Гнедич, коллежский асессор и кавалер, как его отрекомендовал Оленин. Николай Иванович прочел свое «Рассуждение о причинах, замедляющих успехи нашей словесности». Он читал с пафосом, почти декламируя, отчетливо произнося каждую фразу, и его охотно слушали. Гнедич говорил о великом примере античного мира, о звуках Аполлоновой лиры, о том, что изучение древних питает и укрепляет разум и облагораживает душу. Его единственный глаз светился неподдельным восторгом, а испещренное шрамами лицо стало почти привлекательным. Заканчивая свою речь, он выразил надежду, что мирное владычество наук будет более славным, чем владычество оружия и брани.