Виктор Салошенко - Председатели и губернаторы. Взаимосвязь времен, Или Судьбы, жизнь и деятельность председателей Краснодарского крайисполкома, глав администраций (губернаторов) Кубани за 65 лет ­ с 1937 по 2002-й.

Василий Александрович утвердительно кивнул головой и для видимости что‑то записал. Ему решительно ни о чем не хотелось думать. Голову сверлила только одна мысль: с какой целью посредине совещания из зала медленной походкой вышел Сан Саныч в сопровождении невзрачного на вид, но с нагловатым взглядом не известного ему, Симончику, человека. Впрочем, он с ходу во всем разобрался, когда увидел Малкина. Их глаза встретились, но у одного во взгляде торжествовал вызов, у Василия Александровича — тупое равнодушие и обреченность.

Далее все развивалось стремительно, словно в фантастическом фильме. Менее чем через месяц ночью был неожиданно арестован как «враг народа» первый секретарь крайкома ВКП(б) Иван Александрович Кравцов. Чуть позднее, в феврале 1939 года, Саакян был осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания — расстрелу.

Самого же Василия Александровича Симончика ноябрьской ночью 1937 года срочно отозвали в Москву. И пропал, затерялся его след. Ни весточки, ни какого‑либо знака родным…

В то время, когда писалась эта глава о Василии Александровиче Симончике, рука случайно потянулась к книге большого русского поэта Анатолия Жигулина, названной удивительно точно и образно: «Черные камни». Не ведаю, почему это произошло: видимо, хотелось, тяжко вздохнув, и по русскому обычаю, словно за упокой, опрокинуть чарку горькой, а если точнее — горькую чарку.

В его судьбе было все: дворянский род, мальчишеская попытка исправить режим, настоящая подпольная организация в Воронеже в конце 40–х (КПМ — коммунистическая партия молодежи, названная впоследствии антисоветской), лапы госбезопасности, десять лет исправительно — трудовых лагерей от ОСО и самого Абакумова (особое совещание при министре ГБ, дававшее сроки без суда), Колыма, рудники, поздняя реабилитация и спасшая его поэзия.

И я нашел в его обжигающих строках эту чарку, словно горькую правду…

В понимании сущности и механизмов функционирования советского общества 30–х годов в западной (а в последние годы и в отечественной) историографии противостоят друг другу два главных направления: «тоталитарное» и «модернизаторско — ревизионистское». «Тоталитаристы» считают Октябрь 1917 года «не пролетарской революцией, а заговором и государственным переворотом, осуществленным монолитной… большевистской партией», сталинизм — органичным результатом ленинизма, а советскую систему — тоталитарной, державшейся на терроре и лжи, с точки зрения морали, идентичной нацизму и фашизму. Согласно представлениям «ревизионистов», Октябрь — это пролетарская революция, Сталин — «аберрация» ленинской нормы, советский режим при всей его социалистической риторике и мрачном сталинистском прошлом фасаде — основа для «развития» индустриализации, урбанизации и массового образования, подобно «авторитарным» режимам в других отсталых странах, причем в ходе дальнейших изысканий часть «ревизионистов» пришла к заключению о демократических корнях сталинского пятилетнего плана и о том, что сложившийся советский строй представлял собой взаимодействие «групп интересов».

Какое это было «взаимодействие», со всей отчетливостью видно на судьбе первого председателя Краснодарского крайисполкома В. А. Симончика и его окружения.

Причину появления Ивана Семеновича Богданова в должности председателя Краснодарского крайисполкома после отзыва В. А. Симончика в Москву следует, по всей вероятности, искать в словах Михаила Ивановича Марчука, сменившего И. А. Кравцова на посту первого секретаря крайкома ВКП(б). На одном из своих первых совещаний с заведующими отделами крайкома партии о подборе руководящих кадров из среды казачьего населения края в декабре 1937 года М. И. Марчук недвусмысленно заявил: «Надо взять решительный курс и поискать среди казачьего населения преданных нам людей до конца. Если среди них будет даже, допустим, секретарь райкома русский или другой национальности, честный и проверенный человек, и вместе с тем несколько ниже стоит казак, ставить нужно казака. Вот политика. Если, например, я русский немного выше или даже, допустим, на голову выше казака, который, конечно, исключительно проверенный наш советский человек, его нужно ставить первым секретарем, а меня вторым».

Иван Семенович Богданов был выходцем из казаков. Родился он в 1893 году в станице Попутной Отрадненского района. Мне довольно легко судить о казаках из тех краев, поскольку детство и юность мои прошли именно там, в Отрадненском районе и соседней с Попутной станице Удобной. В тех местах были казаки особого свойства: довольно высокие, крепкие и жилистые, лихие наездники и рачительные хозяева. Помнится, как на казачий манер обучали они меня искусству верховой езды. Незлобно ухмыляясь, бросали на круп необъезженной лошади, взятой из табуна, и вполголоса, сдержанно говорили «добре», когда лошадь сбрасывала меня, но я не плакал, а только крепче сжимал зубы и просил подсадить еще…

А однажды, когда я научился весьма свободно чувствовать себя на лошади, чуть не произошла трагедия. Отец, завхоз в местном колхозе, направил меня в поле на культивацию кукурузы. Колхозный жеребец Мальчик шел впереди, а позади него, обнажившись по пояс и держа за рукоятки культиватор, шагал конюх, как звали его сельчане, — Юхимович, вместо Ефимович. Я чувствовал себя на лошади настолько свободно, что перекинул ногу через круп и сел боком. Конечно же, я потерял бдительность. Лошади по своей природе необычайно пугливы. Так произошло и в тот раз: ветер взметнул прошлогодние бодылки кукурузы, и от неожиданности Мальчик осел, а затем рванул, будто птица. Постромки ослабли, и одна из них захлестнула мою ногу мертвой петлей. Слава Богу, что барка отцепилась от культиватора. Жеребец пустился в дикий галоп, а я, словно приговоренный к смерти через растерзание лошадью, хватаясь за землю обеими руками, волочился по ней, как бревно для укатки почвы. Мальчику хватило ума не волочить меня по недавно раскорчеванному полю, где там и сям виднелись острые пни. Он скакал по пашне. Это и сохранило мне жизнь. Не знаю, как удалось высвободить ногу.

Скажете, что я после этого никогда не садился на лошадь? Еще чего! Какой же казак не любит верховой езды! Поводив Мальчика с полчаса за узду, я снова взобрался ему на спину.