Павел Щёголев - Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Опершись левой рукой о землю, Пушкин стал прицеливаться и твердой рукой выстрелил. Дантес пошатнулся и упал. Пушкин, увидя его падающего, подбросил вверх пистолет и закричал: «Bravo!»

Поединок был окончен, так как рана Пушкина была слиш­ком серьезна, чтобы продолжать. Сделав выстрел, он снова упал. После этого два раза он впадал в полуобморочное со­стояние, и в течение нескольких мгновений мысли его были в помешательстве. Но тотчас же он пришел в сознание и бо­лее его не терял.

«Когда оба противника, — записал князь Вяземский, — лежали каждый на своем месте, Пушкин спросил д'Аршиака:

— Est-il tue?

— Non, mais il est blesse au bras et a la poitrine.

— С'est singulier: j'avais cru que cela m'aurait fait plaisir de le tuer; mais je sens que non.

(— Он убит?

— Нет, но ранен в руку и в грудь.

— Странно, я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет)

Д'Аршиак хотел сказать несколько мировых слов, но Пушкин не дал ему времени продолжать.

— Au reste, c'est egal; si nous retablissons tous les deux, ce sera a recommencer»( Впрочем, все равно. Как только мы поправимся, начнем снова).

Между тем из раны Пушкина кровь лилась изобильно. Надо было поднять раненого, но на руках донести его до са­ней, стоявших на дороге на расстоянии полверсты с лишком, было затруднительно. Данзас с д'Аршиаком подозвали извоз­чиков и с их помощью разобрали находившийся там из тон­ких жердей забор, который мешал саням подъехать к тому месту, где лежал раненый Пушкин. Общими силами усадив его бережно в сани, Данзас приказал извозчику ехать шагом, а сам пошел пешком подле саней, вместе с д'Аршиаком. Пуш­кина сильно трясло в санях во время более чем полуверстно­го переезда до дороги по очень скверному пути. Он страдал не жалуясь.

Дантес при поддержке д'Аршиака мог дойти до своих са­ней и ждал в них, пока не кончилась переноска его соперника.

У Комендантской дачи стояла карета, присланная на вся­кий случай старшим Геккереном. Дантес и д'Аршиак предло­жили Данзасу воспользоваться их каретой для перевозки в город тяжелораненого Пушкина. Данзас нашел возможным принять это предложение, но решительно отвергнул другое, сделанное ему Дантесом, — предложение скрыть его участие в дуэли. Не сказав, что карета была барона Геккерена, Данзас посадил в нее Пушкина и, сев с ним рядом, поехал в город.

Дорогой Пушкин, по-видимому, не страдал; по крайней мере, Данзасу это не было заметно. Он был даже весел, раз­говаривал с Данзасом и рассказывал ему анекдоты. Пушкин вспомнил о дуэли общего их знакомого офицера л.-гв. Мос­ковского полка Щербачева, стрелявшегося с Дороховым, на которой Щербачев был смертельно ранен в живот. Жалуясь на боль, Пушкин сказал Данзасу: «Я боюсь, не ранен ли я так, как Щербачев». Он напомнил также Данзасу и о своей преж­ней дуэли в Кишиневе с Зубовым.

В шесть часов вечера карета с Данзасом и Пушкиным подъехала к дому князя Волконского на Мойке, где жил Пуш­кин. У подъезда Пушкин попросил Данзаса выйти вперед, по­слать за людьми вынести его из кареты и предупредить жену, если она дома, сказав ей, что рана не опасна.

Сбежались люди, вынесли своего барина из кареты. Ка­мердинер взял его в охапку.

— «Грустно тебе нести меня?» — спросил его Пушкин.

Внесли в кабинет; он сам велел подать себе чистое белье; разделся и лег на диван...

Пушкин был на своем смертном одре.