Борис Ресков - Усман Юсупов

Итак, менее двух месяцев заведует Юсупов организационным отделом Ташкентского окружкома, но именно по его требованию ставится на обсуждение третьей окружной партийной конференции важнейший для того времени — и жизнь подтвердила, что это было действительно так, — вопрос: сращивание двух ташкентских партийных организации — старогородской, по преимуществу состоящей из большевиков-узбеков, и новогородской, куда входили главным образом русские, — в единую. Юсупов говорит об этом на конференции всего лишь в прениях. Впервые выступает он в зале старинного кирпичного здания бывшей женской гимназии, а тогда — Среднеазиатского университета. Он волнуется, русская речь его звучит еще не всегда понятно — подчас с искажениями, вызывавшими бы в ином случае и у другой аудитории улыбку, но он покоряет незаурядной убежденностью, огромным темпераментом, и ему аплодируют, с ним солидарны, его благодарят за умение открыть и выразить то, что еще только рождается, но от чего зависит будущее партии, республики.

И еще один вопрос, который он поднимает тогда же, на той же конференции. Он говорит о необходимости расширить хлопковый клин и ставит это в прямую зависимость от ирригации. Выделяет аспект политический: водоснабжение недостаточно советизировано. Что за этим стоит — понятно: кулаки, байские недобитки и подпевалы пробрались в органы водхоза, заправляют распределением жизнетворной влаги по своему классовому усмотрению. Второй аспект — хозяйственный. Если мы хотим жить (вот так он ставит проблему!), нам надо все силы бросить на восстановление и развитие, сохранение ирригационной сети, а то на арыке Зах, к примеру, произошла катастрофа: затоплены 6 тысяч десятин земли.

Так возникают на самой заре политической деятельности Усмана Юсупова главные темы всей его жизни: интернационализм, хлопок, вода. По-своему решает в эти годы Усман Юсупов вопрос о семье. Нарушая извечные законы шариата, он женится на русской девушке Анастасии Большаковой. Не нам судить, почему не сложилась в последующем эта семья, но вызов мусульманским устоям был брошен рабочим парнем и здесь.

Февраль в Узбекистане зачастую лишь по названию месяц зимний. Краю этому изначально было суждено стать благодатным (не одной прихотью исторических судеб можно объяснить, что именно здесь, в междуречье Амударьи и Сырдарьи, в глубокой древности возникли процветающие государства: и Согдиана, и Парфия, и Хорезм). Однако и наблюдательный глаз старого узбека, этакий прищуренный, с виду неподвижный, в темном веере морщин, безошибочно отметит местное сретенье, а ноздри, казалось бы, отвердевшие, восковые, вздрогнут, безошибочно почуяв первое веяние стоящей у порога, не робкой, не застенчивой, а по-южному неукротимо откровенной весны. Ее приход и буйное торжество можно представить разве что, прибегнув к сравнению с кино, где используется, впрочем, уже весьма привычный, операторский прием, когда хотят изобразить чудо пробуждения природы и одновременно подчеркнуть быстротечность времени: ветви, еще вчера голые, зябнувшие под ветром и снегом, на глазах покрываются почками, они набухают, увеличиваются, — и вот уже развернулись клейкие листья и затрепетали в звонком воздухе, и уже возится внутри густого соцветия пчела, собирая мохнатым брюшком новорожденную пыльцу.

…Холодный и скучный дождь заливал вытертые кирпичные тротуары на самаркандских улицах, когда 17 февраля 1929 года делегаты IV съезда КП(б) Узбекистана, а значит, и Усман Юсупов, прибывший из Ташкента в город, который в те годы был столицей республики, пробирались из скромной гостиницы (красное имя ей — дом для заезжих; в квадратной комнате восемь узких солдатских коек впритык) к лучшему в ту пору в Самарканде зданию бывшего офицерского собрания, где утром открывалось первое заседание. Но пока топтались, покуривая, обстоятельно, по-восточному, здороваясь со всеми, включая тех, кого не знали лично (упаси бог кого-либо не заметить, не подойти к товарищу с рукопожатием!), дождь стих, быстро побежали к западу тучи, блеснуло в прогалине утреннее солнце, заиграло в частых лужах, и ранняя птица вскрикнула обрадованно, скликая подруг.

Юсупов зажмурился, блаженно втянул в себя воздух, пахнущий близкой весной. Но едва ли не одновременно крестьянское сердце кольнула тревога: вот-вот надо начинать сев, а съезд собрался надолго, едва ли не на две недели; предстоит обсудить множество вопросов, вплоть до мелких, не говоря уже о докладе ЦК ВКП(б) и Средазбюро ЦК ВКП(б), отчетных докладах ЦК и ревизионной комиссии Компартии Узбекистана.

Не один лишь Юсупов тревожился из-за того, что в напряженную пору посевной на местах, — то есть не в служебных кабинетах, а в кишлаках, среди дехкан, вера которых в силу и возможности нового строя прямо зависела от будущего урожая, — не будут находиться они, руководящие партийные работники. Всего в Самарканд прибыло более семисот делегатов — цвет узбекской партийной организации.

До открытия съезда состоялся так называемый сеньорен-конвент — собрание представителей делегации отдельных областей. Юсупов представлял Ташкентскую организацию. Не желающий долго и обстоятельно взвешивать частности, когда ясно главное, он попросил слова и горячо, а потому более сбивчиво, чувствуя, что мысли вот уж поистине опережают русские слова, запас которых у Юсупова хотя и был достаточен, но произносились они трудно, и приходилось останавливать себя, когда хотелось высказаться быстрее и убедительней, и речь становилась еще сложней, так что стенографистка, юная девушка, преисполненная чувства ответственности за едва ли не первое порученное ей дело, даже постанывала, то и дело останавливая стремительный бег карандаша по разлинованной бумаге. Но странно: и ей, уже понимавшей собственную сугубо техническую, как бы изначально бесстрастную роль, было интересно слушать этого черноволосого узбека с высоким выпуклым лбом, с крупными чертами выразительного лица, пусть речь его была далека от адвокатского совершенства, нередко скрывающего пустоту. Он говорил дело. В звучном голосе его жила тревога человека, умеющего видеть будущее и потому предостерегающего от возможных ошибок. Он вспомнил и о трех первых в Узбекистане колхозах, которые были созданы на трудных яз-яванских землях неподалеку от Андижана. Уж где-где, а там нужна рука и глаз партийца: как ни трудны условия, урожаи на колхозном поле должен быть выше, чем у середняков. Вот это и будет лучшей агитацией за коллективное хозяйство. Зримым, осязаемым вещам дехканин поверит скорее, чем самым убедительным словам.