Николай Храпов - Счастье потерянной жизни т. 2

С поникшей головой и опущенными руками, он сидел, погруженный в свои думы, в камере-одиночке, и, когда уже совсем обессилел в борьбе с мыслями, с глубоким вздохом возопил:

— Господи, ведь я потерялся! Что ждет меня, и кто поддержит? Мне очень тяжко!

Вдруг, будто с улицы, с того маленького клочка голубого неба, которое он увидел в окошко, блеснул то ли голос, то ли сильная мысль: "Истина сильна не в формах и не в организации, и ее ни в какую оболочку заключить нельзя. Она непобедима сама в себе, в духе, а проявляется, где хочет и, когда хочет".

Михаил, как-то вдруг ободрился, и уже про себя, тихо подумал: "Так я неправильно понимал о церкви? О ней надо понимать двояко: видеть ее неосязаемое лицо, т. е. дух Церкви, в ее вселенском представлении; и осязаемые ее формы, т. е. Церковь, облеченную в плоть. Вот, ее-то, в течение истории, одолевали врата ада не раз, но как только удавалось кое-каким деятелям одолеть ее, Дух Христа оставлял Церковь, и там оставалась одна форма, а жизнь переходила в другие формы, и это ясно изображено в посланиях семи церквам, помещенных в Откровении Иоанна Богослова.

Вот, почему брат-старец ответил тогда Патковскому, что он привез свободу, не по милости Божией. Патковский привез тогда, искусно скроенный безбожниками, мундир для церкви; и хорошо, что Господь удержал меня от руководства", — успокаивал себя Михаил. Однако, обида на старцев за их бесчестность, да и на друзей, что они не смогли тогда защитить его кандидатуру — что-то надломила у него в самом внутреннем существе.

Больше месяца Михаил был в ожидании своей судьбы и, наконец, его вызвали к следователю.

Войдя в кабинет, справа он, неожиданно для себя, увидел Сыча Ф. Л.

— Милый братец! — протягивая обе руки, он потянулся к нему (по разрешению следователя). — Как давно я не видел тебя, как скорбит д-у-ш-а моя по тебе, — причитая, с умиленным лицом, обнял Сыч Михаила. — Ну, как ты тут?

— Так… ну хватит… садитесь, товарищ Сыч, — металлическим голосом прервал его следователь, — время коротко, начнем беседу.

— Михаил Терентьевич, как я вижу, вы хорошо знакомы с Фомой Лукичем. Что вы скажете о нем, как вы его знаете, и не были ли вы с ним до вашего ареста в ссоре? — Каким-то неприятным и тревожным чувством обдало душу Михаила от такого необычайного приветствия, но, взяв себя в руки, он ничего не подозревая, ответил:

— Да, я знаю его немного, как проповедника и как служителя в нашей общине. Ссор у нас с ним не было.

Следователь заполнил после этих слов еще какие-то бумаги и затем продолжал:

— Вот, Фома Лукич, ваш брат по вере — Шпак, мотивируя своим религиозным убеждением, и, особенно, званием христианина-баптиста, отказывается брать оружие и служить в Армии, доказывая нам, что христианин не должен убивать человека, ни при каких обстоятельствах. Я, конечно, очень уважаю убеждения всякого человека, тем паче, христианина. Мои родители были православными, и сам я, когда-то был крещен, готов и теперь учесть это, при следствии по делу Шпака. Но все же решил убедиться, действительно ли, это вытекает из вероучения евангельских христиан-баптистов, или Михаил Шпак просто прикрывается этим? Поэтому я и пригласил вас, уважаемый Фома Лукич, как рукоположенного пресвитера баптистского вероучения, имеющего авторитет и опыт в этом деле, что, как видите, и сам Шпак признает в своем показании. Ответьте нам, как должен христианин-баптист понимать этот вопрос, и знайте, что по вашему ответу будет решаться судьба Шпака.

— Очень рад, — начал Сыч, — разъяснить, или вернее, изложить здесь точку зрения баптистов по данному вопросу, в надежде, что это поможет моему дорогому брату в определении его судьбы. Слово Божье нам ясно говорит: "Ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое". Из этих слов мы видим, как Писание утверждает, что мы не можем отрицать применение оружия в необходимых целях, против злоумышленников-людей, и христианин, тем более, должен выполнять это с честью и охотно.

— Братец, милый, — обратился он к Михаилу, — я хочу разъяснить тебе, что ты неправильно понимаешь этот вопрос, и то, что кесарево, мы должны отдать кесарю. Поэтому, ты измени свои понятия, и не бойся, в этом — нет греха: если возьмешь оружие в руки и со всеми пойдешь воевать на фронт.

Я расскажу тебе, к тому же: в одном месте, группа верующих людей собралась помолиться. В это время на них напала целая банда злодеев, вооруженная до зубов. Верующие, несмотря на то, что в доме было оружие для защиты, имея вот такие убеждения, как у тебя, решили помолиться Богу и умереть от рук грабителей, но не защищать себя с оружием в руках. Грабители уже были близко к цели и доламывали дверь, как кто-то из сельчан, доложил о бедствии в управление и, прибывшие на помощь вооруженные люди, спасли тех несчастных, хотя в схватке пришлось некоторых бандитов лишить жизни.

Видишь, братец милый, к чему могут привести такие понятия? — закончил Сыч.

— Понял, Шпак, что сказал тебе твой брат по вере? — с торжеством в голосе, проговорил ему следователь, — что ответишь ему?

— Фома Лукич! — начал Михаил Шпак, — я имею, чем возразить тебе и желаю это сделать охотно, но не могу этого сделать здесь и сейчас, так как считаю преступлением — судиться с братом моим не в Церкви, а перед внешними, т. е. в кабинете следователя. Тебя же я спрошу: какое чувство заставило тебя прийти в этот кабинет следователя, в такое время, когда обо мне решается вопрос жизни или смерти, и своим разъяснением подписать мне приговор к смерти? Я же, тебе отвечу — предательство!

— Милый брат! — кинулся к нему Сыч. Михаил руками отстранил его и возразил:

— Брат-то ты брат, но какой? Каин был тоже брат Авелю, да еще старший!

Следователь немедленно прекратил очную ставку Сыча со Шпаком и, проводив того, обратился к Михаилу:

— Ну, я говорил тебе, что аферист ты, а не христианин. Ты слышал, что разъяснил рукоположенный пресвитер баптистской церкви, а ты кто? — Самозванец! И приготовься отвечать за свою аферу, по всей строгости закона.

Через несколько дней после этого, военный трибунал приговорил Михаила Шпака к расстрелу, но высший орган заменил десятью годами лишения свободы.

Вскоре после суда, на открытом членском собрании было объявлено, что решение о регистрации общины, принятое на совете служителей еще в прошлом году, теперь осуществляется, и община зарегистрирована на условиях, о которых нам сейчас доложит брат Фома Лукич.

— Милые братья и сестрицы, — начал умиленно Сыч. — Вот мы с братьями, избранными вами на днях, посетили уполномоченного в горисполкоме, где по милости Божией, как видите, получили письменное разрешение на проведение наших собраний. Мое сердце было переполнено радостью, и я от души, и от имени всех вас, отблагодарил уполномоченного, ну и, конечно, был благодарен Господу. Принимая этот документ, я любезно обратился к уполномоченному: "Вы простите меня, пожалуйста, я очень любопытный человек, и хочу вас спросить, что нам теперь разрешено и чего мы должны воздерживаться?" Он ответил мне в присутствии братьев: "Теперь вы можете свободно молиться, проповедовать, петь только в стенах молитвенного дома. В других местах, включая дома ваши, этого делать нельзя. Разъезжать по другим общинам не разрешается. Не разрешается проповедовать и у вас людям приезжим из других общин, разве только при наличии соответствующего разрешения от нас. Ну вот пока и все, потом, что будет нового, позовем вас и сообщим дополнительно…"