Александр Ливергант - Киплинг

Иными словами, к встрече с Новым Светом, тем более с Диким Западом (а Калифорния Брет-Гарта 120 лет назад была еще вполне дикой), Киплинг оказался совершенно не готов. Об этой неготовности американские впечатления свидетельствуют со всей очевидностью. «С этими местами не сравнится ничего на свете, — пишет Киплинг в письме сестре. — Безрассудство и опрометчивость правят этим миром, как никаким другим. Одни в одночасье делают сумасшедшие деньги, другие разоряются со стремительностью, от которой голова идет кругом. Все здесь на широкую ногу, даже монеты такой величины, чтобы ее разглядел любой уважающий себя американец. Но самого сногсшибательного эффекта добиваются здешние репортеры. Если попал к ним в лапы, не обессудь: с этой минуты ты не владеешь больше ни своей душой, ни своими секретами, ни своими планами, ни своими амбициями…»

Сюрпризы в Сан-Франциско, «абсолютно безумном городе», возникали на каждом шагу, не только при встречах с назойливыми газетчиками. На улицах то и дело звучали выстрелы, не меньше половины посетителей салунов были вооружены револьверами, пьяные попадались с самого утра, клерк в отеле «Палас», где Киплинг остановился, вместо того чтобы обслуживать гостя, бесстрастно ковырял в зубах и разговаривал со своими знакомыми, как и полагается свободному человеку в свободной стране. Названия улиц либо писались на фонарях (!), либо отсутствовали вовсе. Почтенные джентльмены в сюртуках и цилиндрах, сидя в холле фешенебельной гостиницы, то и дело поплевывали на мраморный пол. Эти же почтенные джентльмены, собравшись на званый обед в престижном клубе «Богема», произносили бессчетное число пространных, высокопарных речей и по многу раз, поднявшись из-за стола, дружно распевали национальный гимн и славили память павших в гражданской войне… Репортера, общение с которым напоминало разговор с маленьким, дурно воспитанным ребенком, куда больше Брет-Гарта интересовала точная площадь Индии в квадратных милях.

К неприятным сюрпризам можно отнести и отказ издателя воскресного приложения к газете «Сан-Франциско кроникл» напечатать пару рассказов Киплинга, впоследствии вошедших в сборник «Три солдата». (К слову сказать, предлагал юный Киплинг, уже успевший «поиздержаться в дороге», свои рассказы и в другие издания, в частности в солидную филадельфийскую газету «Инквайрер».) «Говорите, этот парень только что из Индии? — процедил издатель приложения, лениво листая присланную рукопись про бравого ирландца Малвени и его друзей. — Отошлите этот рассказ ему обратно и передайте, пусть лучше напишет нам историю про ядовитых змей. В этой стране интерес к рассказам из индийской жизни отсутствует. Да и потом, уровень для нашего издания, пусть не обижается, откровенно любительский». Не пройдет и года, как «любительский уровень» «Трех солдат» окажется более чем востребованным, и в Америке в первую очередь. «Любитель» же, пренебрегая своей всемирной славой, будет по многу раз переписывать свои рукописи и при этом не давать исправить в них ни единой запятой, совсем не по-любительски отстаивать свои авторские права…

Были и сюрпризы приятные. В заведении под обнадеживающей вывеской «Бесплатный ленч» платить надо было только за спиртное, еда же подавалась бесплатно и в любом количестве. Вагончики-фуникулеры доставляли в любой конец города куда быстрее лондонских омнибусов и куда дешевле, всего за каких-нибудь два с половиной пенса. Радовали глаз и поднимали настроение ярко освещенные витрины, на которые провинциал из далекой Индии не мог не засматриваться. Засматривался он, по обыкновению, и на женщин: американки не шли ни в какое сравнение с представительницами прекрасного пола из Индии или Европы. Воображение двадцатичетырехлетнего глобтроттера жительницы Калифорнии поразили своим самообладанием, независимостью, хорошо подвешенным языком, красотой, статностью и роскошными туалетами — последнее, по контрасту с Симлой и Лахором, ничуть, впрочем, не удивительно. А также — завидным легкомыслием. «Певичку в забегаловке Господь наделил фигурой греческой статуи и глазами, в которых выражается все самое лучшее и сладостное на свете, — читаем в „Американских заметках“. — Но, о горе! В ее головке нет ни единой мысли, разве что желание пропустить стакан пива и вникнуть в нехитрые слова песенки, которую она ежевечерне исполняет». Легкомыслие американских девушек, впрочем, имело свои границы. «Их свобода велика, но они ею не злоупотребляют, — заметил Киплинг в одном из своих американских интервью. — Они могут ездить на машинах с молодыми людьми, бросающими на них такие плотоядные взгляды, от которых сердобольная английская мамаша наверняка бы за свою дочь не на шутку перепугалась, однако ни сидящий за рулем, ни сидящая с ним рядом не думают „ни о чем таком“, а просто наслаждаются жизнью».

Наслаждался жизнью и Радди. В Америке присущие ему журналистская любознательность, хватка, энергия, было уснувшие, вновь — возможно, подстегнутые недюжинными американскими хваткой и энергией, — пробуждаются, и Киплинг начинает функционировать. Из бесстрастного путешественника, погрузившегося в «безмерную, тягучую лень», он вновь преображается в репортера лахорской закалки: по собственной инициативе регулярно общается с коллегами журналистами, до хрипоты спорит с ними, чья демократия лучше, британская или американская, дважды дает интервью в «Сан-Франциско экзаминер», где «он нападал на нас, как и Диккенсу не снилось». Действительно, Киплинг, нисколько не стесняясь, говорит, например, в своих интервью такие веши: «Девять молодых американцев из десяти страдают неизлечимым расстройством мыслительного аппарата». Или такой вот «комплимент»: «Я изучал лица студентов. Одни были старческими и измученными, другие — наивными и пустыми». Особенно часты и резки нападки Киплинга на американских репортеров, которые, по мнению писателя, отличаются тремя особенностями: нахрапистостью, невежеством и откровенным цинизмом. «Один из них сказал мне, — вспоминал потом Киплинг, — „Мы за мораль наших читателей не отвечаем. Мы даем им то, что они хотят“». Киплинг за мораль своих читателей отвечал, к репортерам же, и не только американским, именно тогда, в 1889 году, начал испытывать нескрываемое отвращение.

Свой всегдашний интерес к жизни демонстрирует Киплинг и в Америке: бродит по игорным притонам, салунам и питейным заведениям, становится свидетелем перестрелки игроков в покер в глубоком подземелье, в китайском квартале. Заводит много новых друзей, в том числе и среди местных толстосумов, в общество которых его ввела давняя подруга матери. Вникает в американскую политическую жизнь, пишет об изнанке двухпартийной системы, о коррупции, «салунном» парламенте, проблемах негритянского населения, выборах, американской армии, мормонах, посещает школы и колледжи, сидит на лекциях, одну из которых — «Эсхатология нашего Спасителя» — с юмором описывает. Ну, и, как всегда, влюбляется и, как всегда, безнадежно: за время пребывания в Америке он был влюблен, по собственному подсчету, в восемь американок, и каждая — это не наш иронический комментарий, а его собственные слова, — представлялась ему верхом совершенства, но лишь до тех пор, пока в комнату не входила следующая. Как и полагается англичанину, Киплинг умел и любил над собой посмеяться…