Леонид Гроссман - Пушкин

За недолгий срок своего существования «Литературная газета» отчетливо выразила свою программу. Это была война с бульварным романом, уличной мелодрамой, упадочным «неистовством», низкопоклонной публицистикой, продажной и коммерческой прессой. Это была борьба за высокую художественную культуру, за полноценную литературу, за правду в искусстве, за жизнь в поэзии, за идейность в критике, за самобытное русское творчество в целом. Это был в полном смысле слова орган Пушкина, отражавший его мудрую национальную поэтику и отметивший важную веху в истории русской литературной мысли.

Пушкин заведовал редакцией газеты в январе 1830 года.

Он ставил перед новым изданием большие задачи и стремился вывести его из узкого круга профессиональных интересов. Правильно считая, что журналистика — важное государственное дело, что из рядов сотрудников печати должны выходить политические деятели, он настойчиво стремился ввести в «Литературную газету» запретный отдел публицистики. Он настаивал на том, что в печатном органе критику необходимо сочетать с политикой, художественный материал сопровождать международной хроникой современности. Пушкин-журналист как бы подтверждает обычную позицию Пушкина-поэта, откликающегося на все крупнейшие события общественной жизни и отвергающего замкнутое, самодовлеющее и отрешенное искусство.

В противовес грубой полемике, личным выпадам, перебранке, вызываемой коммерческой конкуренцией петербургских журнальных предпринимателей, «Литературная газета» стремилась создать подлинную художественную критику. Беглые заметки Пушкина о журналах и писателях считались в литературном мире событиями. По поводу его отзыва о переводе «Илиады» Гнедич писал: «Это лучше царских перстней».

Деятели пушкинской партии, отмечал через три десятилетия Чернышевский, «отличались, подобно своему корифею, тонким вкусом, как и вообще походили на него многими прекрасными чертами своего литературного характера». В качестве критиков они сохраняли в своих писаниях «столько же гордого спокойствия и достоинства, сколько сохраняет поэт или ученый». Если это и ограничивало их влияние на массу, то сообщало зато их страницам те черты подлинной культуры, которые дают исследователю все основания «для светлого изображения критической деятельности этого тесного круга».

26 декабря 1829 года были написаны стансы «Брожу ли я вдоль улиц шумных» с замечательной по своей сжатости и выразительности первоначальной строфой:

Последующие строфы дают постепенное развитие этого вступления и заключаются радостным обращением к молодой жизни, приветствием нетленной красоте мира даже «у гробового входа». Трудно назвать во всей мировой лирике, посвященной теме смерти, более оптимистический заключительный аккорд.

7 января 1830 года Пушкин обратился к Бенкендорфу с просьбой разрешить ему путешествие в Европу, либо отпустить с особым посольством в Китай.

Планы таких поездок, отчасти связанные в этот момент с неудачами личного романа, неизменно сочетались и с культурными интересами поэта. В конце двадцатых годов он знакомится в петербургском обществе с выдающимся знатоком Китая Иакинфом Бичуриным, личностью весьма своеобразной и примечательной. Начальник Пекинской духовной миссии, он был сослан за «равнодушие к религии» на Валаам, а по возвращении в 1826 году из ссылки в Петербург стал переводчиком министерства иностранных дел и научным сотрудником крупнейших журналов. Основатель русского китаеведения, он издал ряд выдающихся исследований о Китае, Монголии, Тибете и Туркестане. Монах-атеист, ставивший Христа не выше Конфуция, привлекал к себе столичных любителей искусств своими драгоценными коллекциями азиатских редкостей и восточных манускриптов. Иакинф Бичурин поднес Пушкину экземпляры своих сочинений «Описание Тибета» и «Сан-Цзы-Цзинь и тресловье» и даже предоставил в его распоряжение свои рукописи, за что Пушкин вскоре выразил ему печатную благодарность в «Истории Пугачева». План поэта отправиться в Китай с ученой экспедицией министерства иностранных дел, в состав которой входил Иакинф Бичурин, был, вероятно, внушен этим замечательным китаеведом. К концу декабря 1829 года относится элегический отрывок о готовности поэта бежать в любые страны:

Но «высочайшая воля» наложила свой неизменный запрет на все зарубежные маршруты Пушкина: в Пекин, Венецию или Париж.

16 сентября 1829 года скончался генерал Раевский, сломленный разгромом декабристов; его единоутробный брат Василий Давыдов и зять Волконский были сосланы в Сибирь, другой зять, Михаил Орлов, исключен со службы, любимая дочь Мария Николаевна последовала по каторжному пути за своим мужем. Глядя на ее портрет, умирающий произнес: «Вот самая замечательная женщина, которую мне пришлось встретить в жизни!..» Вскоре вдова Раевского обратилась к Пушкину с просьбой отстоять перед высокими инстанциями материальные интересы семьи. Поэт написал прекрасное письмо Бенкендорфу, выражая свою надежду на сочувствие воина «к судьбе вдовы героя 1812 года, великого человека, жизнь которого была столь блестяща, а смерть столь печальна…».

Вокруг «Литературной газеты» разгоралась борьба. Конкурирующий орган — «Северный Меркурий» — вступил в полемику с изданием Дельвига. Журналы Булгарина и Греча «Сын отечества» и «Северный архив» ожесточенно напали на руководителей новой газеты, выводя их в пародиях и памфлетах под вымышленными, но довольно прозрачными именами.

писал о журнальных боях 1830 года Пушкин.

Полемика с Николаем Полевым разгорелась по поводу его «Истории русского народа», встретившей отрицательную оценку Пушкина на столбцах «Литературной газеты». Не примыкая к резкой журнальной кампании, направленной против книги Полевого, поэт критиковал его основную теорию о «семейственном феодализме» в истории России. Понимая феодализм, как слияние верховной власти с земельной собственностью, Пушкин отрицает его наличие в древней Руси, но признает во времена татарского ига и в «смутное время», когда боярская «аристократия» играла решающую роль в управлении страной. С ее верховным влиянием боролись оба Иоанна и Петр, сумевшие обуздать и сломить это подобие феодализма на Руси. Концепция Пушкина неизмеримо яснее и правильнее шаткого построения Полевого и гораздо ближе к воззрениям нашего времени [11] См. Б. Д. Греков. Исторические воззрения Пушкина. «Исторические записки». Изд. Академии наук СССР. т. I. М, 1937, стр. 9—18. .