Александр Сенкевич - Блаватская

Чувство иронии спасало ее в самых двусмысленных ситуациях. С его помощью она сохраняла душевное равновесие. «Я опять схожу с ума и пишу вам на непонятном для вас языке. Перевожу дословно», — ехидничала она в одной из записок Олкотту [311] Там же. С. 15. . Для нее было постоянным утешением обнаружить, что приструненный Олкотт верит каждому ее слову. Она была убеждена, что ему не придет в голову брать под сомнение подлинность посланий Учителей. Тем более что Елена Петровна всегда с необыкновенной точностью указывала, от кого, когда и зачем эти послания поступали.

На первых порах поучения от Учителей исходили из египетского Луксора. По поводу одной из этих эпистол она с необыкновенной пунктуальностью сообщала Олкотту: «Послание было передано из Луксора вскоре после полуночи, в ночь с понедельника на вторник. Переписано оно было в Эллоре, на рассвете, одним из секретарей или неофитов, причем очень плохим почерком» [312] Там же. С. 14. .

Олкотт был слишком озабочен увиденными чудесами и не имел времени заниматься проверкой того, о чем ему докладывала Блаватская. Он также принял к исполнению приказ Учителя Мории немедленно основать тайное общество, наподобие ложи Розенкрейцеров.

В США постоянным «контактером» Блаватской с Луксорским братством был Учитель Серапис Бей. Его прототипом в жизни, как считает Пол Джонсон, наверняка являлся копт Паулос Ментамон [313] Johnson К. P. The Masters Revealed. Madame Blavatsky and the Myth of the Great White Lodge. Albany. 1994. . По крайней мере, за подписью Сераписа Бея рассылались увещевательные и рекомендательные письма, в которых содержались критика спиритической практики, а также советы, как и с кем налаживать связи. В числе основных адресатов Учителя был Олкотт. Серапис Бей представлялся главой Египетской группы Всемирного мистического братства, с ним был также связан еще один адепт — Тьюитит Бей; его обличье, как можно с уверенностью предположить, принял Луи Бимштайн.

Сераписа Бея Елена Петровна называла Вождем и неукоснительно исполняла его приказы. Благодаря их доверительным отношениям она обладала, в отличие от большинства смертных, оккультным знанием того, где и когда произойдут те или иные события. По крайней мере, она смогла убедить в своем особом даре ясновидения Олкотта, которого в одном из своих писем назвала упрямым и своевольным ребенком. Послания от Сераписа Бея и Тьюитита Бея, как правило, поступали непосредственно из Луксора, города в Египте, расположенного в среднем течении реки Нил. На западной окраине этого города, сохранившейся части древних Фив, находится величественный древнеегипетский храм с большим количеством колонн, со статуями-колоссами и аллеей сфинксов. Эти послания переписывались с непонятного для непосвященных языка санзар на английский язык, переписчиками были неофиты Египетского братства в Эллоре — местечке на северо-западе Индии, известном древними, обильно украшенными скульптурой индусскими, джайнскими и буддийскими храмами в пещерах.

Блаватская своими видениями и осознанием своего «двойничества», то есть существованием в ее теле, как она уверяла тетю Надежду Андреевну Фадееву, какой-то посторонней личности, принадлежащей к другой расе и обладающей другими чувствами, могла потрясти кого угодно. Б. 3. Фаликов по этому поводу пишет: «Сегодняшняя психиатрия, видимо, без труда распознает в видениях Блаватской „синдром расщепления личности“, а в видениях ее друзей и врагов что-нибудь вроде коллективного гипноза. Но для историка религии важно не это, а интерпретация самой Блаватской своего странного опыта. Потому-то в ходе этой интерпретации и возник миф, который лег в основу теософии. Очевидно, Елена Петровна творила его под влиянием одной из ключевых мифологем западной оккультной традиции, с которой она познакомилась довольно рано из масонских книг Павла Долгорукого: группа тайных наставников руководит духовным становлением человечества. Причем проецировала она эту мифологему не только на собственный необычный опыт, но и на живых персонажей, о которых пишет Пол Джонсон, то есть и видения, и реальных людей она рассматривала в свете своей мечты о тайных наставниках человечества. Таковыми они и становились, но только не для всего человечества, а для его избранной части в лице Е.П.Б. и ее последователей. В этом, по-моему, разгадка „восточных адептов“, которые по мере ориентализации теософского мифа превратились в „тибетских махатм“» [314] Фаликов Б. 3. Культы и культура. От Елены Блаватской до Рона Хаббарда. М., 2007. С. 29. .

Без Блаватской любознательность Олкотта в оккультных вопросах была бы удовлетворена не в полной мере. С назидательным пафосом школьной учительницы она годами разъясняла ему, в чем собственно заключается работа оккультной мысли. Из чувства самосохранения Елена Петровна, естественно, не собиралась раскрывать ему всё до конца. Многое из того, что она знала и умела, было вынесено ею из жизни, получено ценой неимоверных страданий. Но даже то малое, о чем она сообщала и что демонстрировала, воспринималось Олкоттом с наивной доверчивостью ребенка, с широко открытыми глазами и дрожанием коленок. Олкотт, погружаясь в лицезрение истины, забывал об одном важном условии: чтобы принять какую-либо истину, необходимо прежде всего понять ее содержание и смысл, в ином случае это будет очередной фетиш.

Олкотту было подчас трудно уложить рядом бесчисленные месмерические эффекты, явления Учителей и их письма, многочисленные фантомы, тяжелый и деспотический характер Блаватской. Иногда ему казалось, что это разнородные, не имеющие между собой никаких точек соприкосновения предметы и понятия.

Олкотт жил с Блаватской в мире и согласии до тех пор, пока не истощилась вера в ее авторитет, а до этого он безоговорочно принимал все ее диковинные теории и объяснения об оккультном, загадочном мире не потому, что видел в них древнюю традицию, а потому, что наслаждался поразительными картинами, творцом которых она была. В этих картинах полностью отсутствовала закоснелость обыденных представлений о жизни.

К тому же он верил не в красоту ее доказательств, а в силу ее магнетических синих глаз. Напрочь лишенный чувства иронии, он склонялся к мысли, что женщины, особенно гениальные, всегда и во всем правы.

Чего было не отнять у Олкотта — его верности избранному пути, который заключался в постижении им индусской и буддийской мудрости. После смерти Блаватской он с 1894 года большей частью жил в Индии, в Адьяре, в доме Теософического общества, там и умер в 1907 году.

Нет никакого сомнения, что Олкотт с помощью Блаватской семимильными шагами шел к познанию оккультных сил природы.